На пригорке показался Ираклий со свитой. Давид вскочил на коня и поехал навстречу. Бесики остался на месте и задумчиво глядел на поляну, где постепенно собиралось войско.
Лошадь усердно щипала редкую травку, то и дело натягивая повод, чтобы дотянуться до нового пучка. Бесики разнуздал коня и пустил его пастись.
Смеркалось. Небо было покрыто синими, мутными облаками. Вечерний ветерок временами доносил карканье ворон, взлетавших со скал. Войско уже собралось, и сардары отдали приказ всадникам спешиться.
До восхода луны воины должны были двигаться в пешем строю, чтобы дать подкормиться и отдохнуть лошадям.
Бесики, взяв лошадь под уздцы, стал спускаться по склону. Он и не заметил, что значительно опередил войско. Слева дорогу теснили высокие скалы. Справа гора обрывалась и в глубине зияющей пропасти с шумом неслась полноводная Кура.
Вдруг лошадь Бесики навострила уши, дёрнула головой и заржала. Бесики стал пристально вглядываться. В темноте он различил трёх всадников. Они быстро приближались, шум копыт заглушала трава. Бесики оглянулся. Войско осталось где-то позади.
«Кто это может быть? — подумал Бесики. — Враги или друзья?»
Он мигом вскочил на свою лошадь, но не мог сразу решить, что делать — ускакать ли назад и сообщить своим о незнакомцах или двинуться к ним навстречу. Но если всадники окажутся вражескими разведчиками? Пока свои подоспеют на помощь, эти успеют с ним разделаться.
«Что это со мной? Неужели — я струсил? Какой позор!»
И Бесики, стегнув плетью абхазку, выхватил пистолет и, приблизившись к всадникам, резко их окликнул:
— Арда гердисан?
Незнакомцы остановились, и один из них в свою очередь крикнул:
— Откуда вылез этот нехристь?.. Бей собаку!
Все трое выхватили сабли. Они с такой быстротой напали на Бесики, что тот еле успел крякнуть:
— Вы грузины?
Незнакомцы придержали коней, и один из них с удивлением спросил:
— Погоди, ты ведь Бесики? В темноте я не распознал тебя!
— Да, я Бесики. А ты кто такой?
— Я узнал тебя по голосу, дамский угодник, — смеясь, отозвался незнакомец. — Тут все свои: я — Васо Котетишвили, этот — Джаншата Иванеури из Гудани, а тот — Самана, кузнец.
— Откуда вы?
— Нас послал царь разведать кое о чём, — ответил Васо и спросил в свою очередь: — Наши далеко ещё?
— Они тут, совсем близко. Что вы узнали? Видели кого-нибудь? Не столкнулись ли с турками?
Васо повернул коня и, смеясь, ответил:
— Ты ещё молод, много будешь знать, скоро состаришься. Поехали, ребята, — обратился Васо к спутникам и стегнул коня.
Бесики поехал за разведчиками, но по дороге встретился с царевичем Георгием. На вопрос Бесики, знает ли он что-либо о противнике, Георгий вздохнул и, не отвечая на вопрос, показал рукой в темноту за своей спиной:
— Там они все.
— Кто? — спросил Бесики.
— Отец и военачальники. Они совещаются.
— О чём?
— Шесть тысяч турок и лезгин перешли мост у Аспиндзы и расположились там. Разведчики донесли, что новые вражеские отряды подходят к мосту.
— Значит… — У Бесики от волнения осёкся голос.
Георгий закончил его мысль:
— Мы заперты, мой Бесики, и завтра мечом должны пробить себе дорогу.
Ираклий приказал войску остановиться и разрешил воинам вздремнуть до восхода луны. Вызвав Агабаба Эристави, Симона Мухран-Батони и Худиа борчалинского, Ираклий поручил им обойти с правой стороны Аспиндзу, прокрасться к мосту и подпилить незаметно продольные брусья. Всё это они должны были выполнить до восхода луны. Затем Ираклий отобрал небольшой отряд и приказал ему на рассвете ворваться в Аспиндзу и поджечь деревню. Ираклий хотел таким приёмом отвлечь внимание врага, а сам, обойдя Рустави, неожиданно напасть на турок с тыла. Скрываясь за буграми, воины могли подкрасться к врагу почти на сто шагов.
Царевичу Левану он выделил пятьсот воинов. До рассвета Леван должен был обойти Аспиндзу, занять сторожевую башню и устроить засаду у дороги в Ахалкалаки. Когда будет нужно, Ираклий подаст ему знак, и лишь тогда отряд Левана должен вступить в бой.
Давид командовал семьюстами отборных воинов, которые первыми должны были атаковать врага в лоб.
Остальное войско царь разделил на три отряда: первым командовал Иасэ Эристави, вторым — Александр Цицишвили, третьим — Соломон Тархнишвили. Эти отряды сам Ираклий должен был повести в атаку. Триста воинов он выделил царевичу Георгию и оставил их в резерве.
Царь хотя и приказал воинам отдохнуть до восхода луны, но никто не сомкнул глаз.
Ираклий стал обходить ряды войска, заговаривая то с одним, то с другим из воинов. В их словах и ответах чувствовались твёрдость и уверенность. От волнения, пережитого утром, не осталось и следа.
— Кахетинцы? — спросил Ираклий, проходя мимо отряда ратников в круглых войлочных шапках.
Из темноты кто-то ответил:
— Мы из Кизикского моуравства.
— Я надеюсь, сынки, что не осрамите меня, — обратился к ним Ираклий. — Сегодня я снял царский халат, завтра вы своими руками должны надеть его на меня.
— Каждый из нас несокрушимой скалой встанет против врага! — послышались голоса.
— Достойный воин умрёт на поле брани, а трус найдёт свою гибель у хлева, в ожидании любовницы, — как говорится у нас в народе, — пробасил стоявший возле Ираклия воин.
Ираклий всмотрелся в говорившего, но в темноте трудно было рассмотреть черты лица.
— Это, кажется, ты, Пирана? — спросил Ираклий, узнав его по росту.
— Да, государь, это я, Пирана. — И воин опустился на одно колено.