Ираклий стал рассматривать карту.
Переводчик привёл Моуравова.
— Куда вы пропали, князь? — обратился к нему Тотлебен.
— Простите, ваше превосходительство. Писал письмо к Панину о сегодняшнем торжестве и о вручении вами ордена царю.
— A-а, это хорошо, но незачем с этим спешить.
Тотлебен взглянул на карту и сказал Моуравову:
— Доложите его высочеству, что я советую ему главный лагерь перенести в Садгери. Я со своим войском буду идти до самого Ацкури по левому берегу Куры, а его высочество пусть идёт по правому берегу.
— Это невозможно, — сказал Ираклий, когда Моуравов перевёл ему предложение Тотлебена, — левый берег непроходим до крепости Петра, и мы не сможем провести по этой дороге артиллерию. Мы должны двигаться по правому берегу, перейти Куру по Ацкурскому мосту, а оттуда до самого Ахалцнха идти полями.
— Разве не лучше, после взятия Ацкурской крепости, занять выгодные позиции и ждать прихода вражеских сил? — спросил Тотлебен.
— Ацкурскую крепость мы вряд ли сумеем взять, — сказал Ираклий. — Сомневаюсь, чтобы ваши двенадцатифунтовые ядра могли разрушить её стены. Лучше перейти на другой берег Куры, захватить окружающие деревни, а затем уже двинуться прямо навстречу турецкому войску. Своё войско я поведу по правому берегу реки и короткой дорогой выйду на Рокитский перевал, — Ираклий при этом провёл пальцем по карте. — Вот здесь Аспиндза, отсюда до Ахалциха ведёт короткая дорога. Таким образом я отрежу туркам путь к отступлению. Когда же вы на равнине у Ахалциха встретите врага, я одновременно ударю на него с тыла, и туркам будет отрезано отступление.
Тотлебен задумался и стал внимательно всматриваться в карту. Такой план был ему на руку.
Если ахалцихский паша отвергнет его предложение и будет осуществлён план Ираклия, с турками будет покончено.
Если же ахалцихский паша согласится на предложение Тотлебена, создастся такая диспозиция, при которой неизбежна гибель войска Ираклия: направляющееся к Рокитскому перевалу грузинское войско окажется запертым в узком ущелье. Если Тотлебен отступит от Ацкури, турки могут с помощью ацкурского гарнизона отрезать Ираклию путь к отступлению, а пока грузины выйдут на перевал, главным силам турок представится возможность захватить грузин в ущелье и поголовно истребить воинов Ираклия.
Тотлебен вновь пришёл в хорошее настроение. Он достал из кармана табакерку и опять положил её обратно. В присутствии царя этикет не разрешал нюхать табак.
— Я согласен, ваше высочество. Без всякой лести смею утверждать, что ваш план разгрома турок — блестящий. Значит, решено. Теперь скажите, когда вы предполагаете двинуться?
— Это зависит от вас, ваше превосходительство. Я могу сегодня же двинуть своё войско, — ответил Ираклий. — Разрешите и мне спросить— а когда вы тронетесь в поход?
— Завтра.
— Пусть будет по-вашему, — сказал Ираклий.
— Разрешите попрощаться, — поклонился Тотлебен царю.
Ираклий позвал дворецкого и приказал, чтобы генерала проводили сардары.
Когда Тотлебен вышел из палатки, царь обратился к Моуравову:
— Ты что-то не в духе, Антон?
— Многое заботит меня, царь.
— А что именно?
— Я хочу вам сообщить кое-что интересное, но с условием держать в секрете.
— Даю слово молчать.
Моуравов огляделся и сообщил царю:
— Императрица, вместе с орденом, прислала вам пятьдесят тысяч рублей, но эта деньги граф почему-то не передал вам. Они высланы на военные расходы. Правда, Панин пишет графу: эти деньги передай Ираклию, если он нуждается, — но разве об этом приходится говорить? Вот вы сегодня роздали войску деньги, почему же всё должно идти только из вашего кармана?
Ираклий нахмурился.
— Что бы я делал, Антон, без тебя? — Потом невольно засмеялся: — Какую волшебную силу имеет золото: оно слепит глаза всем, будь то полководец или купец. Всё же я заставлю генерала выложить деньги. Я напишу письмо Панину с требованием денег на военные расходы, ни словом не упомянув об этих пятидесяти тысячах. А ты в своём письме подтверди, что я нуждаюсь в деньгах. Тогда Тотлебену поневоле придётся раскошелиться.
— И я так думаю, государь, А пока как-нибудь перебьёмся.
— Что ты узнал насчёт заговорщиков? — спросил Ираклий.
— Львов рассказал мне, что вчера на рассвете арестовали Ременникова, который на допросе держал себя вызывающе. «Мы ещё встретимся», — сказал он графу и так взглянул на Львова, словно эта угроза была обращена и к нему. Дегралье выгнали со службы, а Чоглокова, под стражей, отправили обратно в Россию.
— Всё это плохо, очень плохо, — сказал задумчиво Ираклий, прощаясь с Моуравовым.
В понедельник на заре, когда на небе ещё сверкала поздняя серповидная луна, в грузинском лагере зазвучали трубы. Воины сложили палатки, связали тюки и пригнали коней с пастбища. Через час войско было готово к походу. Движением войск руководил Давид Орбелиани. Во главе корпуса был поставлен полк хевсур. Их кони двинулись волчьим шагом. Хевсуры радовались, как дети, что им предстоит первым встретить врага.
Как только войско вышло в поле, уполномоченные, во главе с Бесики, по приказу Давида приступили к подсчёту воинов. Бесики записывал цифры.
Давиду бросилась в глаза большая убыль людей. Хотя тысячу человек царь послал за хлебом, но отсутствие их всё же не могло быть таким заметным на всей массе войска. Он поделился своей тревогой с царём, но тот успокоил его:
— Наверное, они разбрелись по близлежащим деревням покупать хлеб. Не беспокойся, пока доедем до моста, они нас догонят.