Бесики - Страница 28

— Эх! Что натворили враги с Захарией, духовником Теймураза и воспитателем Ираклия!.. Скажи мне, пожалуйста, эти русские на самом деле приехали помочь Ираклию?

— Конечно, они тоже будут сражаться с турками. Почему ты меня позвал, что хотел мне сказать? — нетерпеливо спросил Бесики и с некоторым сожалением посмотрел на отплывающий паром.

— Значит, они должны помочь нашему царю? — повторил Беруча.

— Конечно.

Беруча задумался. Большим и указательным пальцами он почесал себе грудь.

Потом опять спросил Бесики:

— А этот кто такой? Царевич?

— Который?

— Вот этот начальник русских.

— Он не царевич, а граф.

— Граф! Большой человек, — сказал Беруча, хотя и не знал, что такое граф. — Равен царю?

— Нет, даже меньше князя.

— Значит, он должен во всём подчиняться нашему царю?

— Конечно, без разрешения царя он и шагу не ступит.

Бесики охватило нетерпение, он не мог понять, почему позвал его этот старик и что, собственно, ему нужно.

Беруча опять задумался.

— Если всё это так, — тогда я ничего не понимаю.

— И я тебя не понимаю.

— Не понимаю потому, что он, вот этот граф-генерал, послал человека с письмом к ахалцихскому паше. А разве без ведома царя можно врагу посылать письма? Наш царь идёт воевать с пашой, а этот генерал посылает ему письмо.

— Письмо к ахалцихскому паше? Я тебя и вправду нс понимаю.

— А вот так… Когда я сторожил на башне, то случайно подслушал разговор. Генерал сперва беседовал с каким-то своим человеком, тут я ничего не понял, так как не знаю их языка. Но потом этот человек привёл какого-то турка, дал ему письмо и сказал по-турецки: «Эту записку вручи Сафар-паше», и подарил ему кошелёк с золотом, «Если ты принесёшь ответ от Сафар-паши, — прибавил он, — получишь ещё столько же золота».

— А что было написано в записке?

— Откуда я знаю?

— О чём же они говорили?

— Ведь я же тебе сказал, что они говорили по-ихнему, я ничего не понял, а татарину сказали, чтобы он был осторожен и письмо не попало в чужие руки. Татарин им ответил: «Не беспокойтесь, я перейду в Джавахетию, там у меня много приятелей, и оттуда дорога безопасна».

Это сообщение заставило Бесики задуматься. Сперва он решил, что Тотлебен предлагает ахалцихскому паше сдаться без боя, но тогда зачем предостерегали гонца не попасться в чьи-либо руки? И зачем дали ему столько золота и обещали ещё одарить? Такая услуга не стоила такою вознаграждения. И что мог написать Тотлебен Сафар-паше? Спросить у Рейнегса? От Бесики не ускользнуло, что Тотлебен позвал Рейнегса и вместе с ним долго находился в башне. Но ведь Рейнегс не скажет Бесики правды.

Погнаться за посланцем? Но как узнать, по какой дороге он отправился? Быть может, Тотлебен и в самом деле предлагает Сафар-паше сложить оружие, в таком случае Бесики не имеет никакого права вмешиваться в это дело. Но, конечно, надо обо всём уведомить Левана.

Бесики всё ещё колебался, как ему поступить, когда вновь причалил паром.

— Благодарю тебя, Беруча, за преданность, — сказал Бесики старику.

Он попрощался с ним и направился к парому, решив, что непременно повидается с Рейнегсом. Бесики хотел спросить его относительно письма Сафар-паше.

Переправившись на другой берег, Бесики тотчас же отправился искать Рейнегса, но в дороге узнал успокоительную весть. Офицеры рассказывали друг другу о том, что Тотлебен послал письмо ахалцихскому паше с требованием явиться к нему с покорностью.

Бесики сразу успокоился и, когда встретил Рейнегса, уже ни о чём его не расспрашивал.

После ухода войска жизнь в Тбилиси затихла, словно весь город опустел. На улицах показывались лишь редкие прохожие. Даже из кузниц почти не было слышно весёлого перезвона молотков. Мастера собирались либо в духане, либо на рыночной площади и целыми днями беседовали о русско-турецкой войне и о походе Ираклия. Некоторые утверждали, что турецкий султан предложил русской императрице выйти за него замуж, иначе он пойдёт на неё войной. Иногда в беседу горожан вмешивался какой-нибудь вельможа или царский чиновник, который разъяснял настоящее положение вещей, так как многие не разбирались, кто кому помогал в войне с турками — русские ли грузинам или, наоборот, грузины русским.

И во дворце всё притихло. Царица Дареджан переселилась в Сачино и целые дни проводила, молясь, в дворцовой церкви. Каждый день приезжал гонец от Ираклия и привозил письма. Дареджан их читала, а затем передавала их содержание придворным дамам и царедворцам.

В гостиной Дареджан ежедневно собирались все, кто имел право являться во дворец. Разряженные дамы и вельможи спешили в Сачино, чтобы узнать новости, успокоить невольную тревогу и, убедившись, что дела Ираклия идут хорошо, начинали потихоньку сплетничать, следя друг за другом.

Развлекались игрой в нарды или шахматы, а также стихами и сочинениями экспромтов. Находчивее всех была острая на язычок Анастасия, сестра царицы Дареджан. Своими насмешливыми строками она изводила Чабуа Орбелиани.

Часто читали вслух «Витязя в тигровой шкуре», «Ростомиани», стихи Теймураза и остроумные басни Саба-Сулхан Орбелиани.

Иногда на эти вечера приходил и католикос Антоний. Но тогда они походили больше на панихиду. Дамы не решались ни смеяться, ни громко разговаривать, ни читать мирские книги. Все томительно слушали сурового Антония, который затевал беседу о боголюбии и высокой морали. Особенно он осуждал кокетливых и нарумяненных женщин. Антоний поносил Руставели. Хотя он называл его мудрецом, но «Витязя в тигровой шкуре» всё же считал произведением, развращающим народ и оскверняющим учение Христа. Спорить с католикосом никто не решался, за исключением царицы.