«Сыновья и братья мои! Пусть не пугает вас многочисленность врага. Не для своего возвеличения и не для приобретения богатства мы будем проливать нашу кровь. Мы идём в этот бой для защиты родины. Вспомните славные дела наших великих предков. Вспомните блистательную победу царя Георгия при Кандагари, когда он с горстью людей нанёс поражение неисчислимому вражьему войску. Кизилбаши ведают о славных делах наших предков. Они знают, что вы их потомки. Дети мои, слушайте и запоминайте мой приказ! Пока я не выстрелю из пистолета, пусть никто из вас не даст ни одного выстрела, даже если вражье копьё уже будет касаться вашей груди. Только когда я выстрелю, пускайте в ход оружие. И не удивляйтесь моим распоряжениям, а подчиняйтесь им незамедлительно. Да поможет нам всевышний!»
Воины поклялись выполнить приказ царя.
Ираклий приказал всем всадникам спешиться, и воины, возглавляемые им, как на прогулке, медленным шагом двинулись в сторону врага.
Поведение грузин удивило Азат-хана и его войско. Они не понимали, что собираются предпринять грузины. Большинство думало, что это малочисленное войско решило сдаться в плен. Азат-хан приказал окружить грузин. В этот момент подошёл к Азат-хану какой-то знатный хан и попросил разрешения лично взять в плен Ираклия и преподнести как подарок великому Азат-хану. Азат-хан снизошёл к просьбе хана и позволил ему выполнить это лёгкое и забавное дело. Услужливый хан подскакал к грузинскому войску и закричал зычным голосом: «Где царь Ираклий?» Тогда Ираклий выступил вперёд и ответил по-персидски: «Перед тобой стоит царь Ираклий!» Обнаглевший хан попытался коснуться рукой Ираклия, но грянул выстрел из царского пистолета, и хан бездыханным трупом грохнулся на землю. В ту же секунду раздался залп двух тысяч ружей грузин, и пока пришли в себя воины Азат-хана, к которым грузины приблизились на расстояние двадцати шагов, грянул второй залп из пистолетов. Четыре тысячи вражеских воинов пали на месте. Потом грузины, вскочив на коней, обнажили мечи и с такой стремительностью кинулись на врага, что кизилбаши не сумели даже убежать. Вражеское войско было почти полностью истреблено. Азат-хан и с ним пятнадцать спутников едва успели спастись. Победителям достались богатые трофеи: двенадцать пушек, фальконеты, все вражеские знамёна, тысяча верблюдов, две тысячи пятьсот палаток, большое количество лошадей и ослов и множество пленных. Вот история этого замечательного боя, — закончил свой рассказ Моуравов.
Рассказ Моуравова произвёл на офицеров большое впечатление.
— М-да-а, — сказал Платов, — не стыдно будет, если я сравню Ираклия с нашим Петром Великим, только этот царь владеет слишком маленькой страной.
— Эх, теперь она стала малой и разрозненной, — заговорил Моуравов, — а когда-то, лет семьсот тому назад, она представляла одно целое и занимала пространство от Чёрного о моря до Каспийского. Взгляните, молодые люди, на эти горы. Каждый склон, каждое ущелье здесь орошены кровью грузин. Эти остатки крепостей и разрушенные церкви остались безмолвными свидетелями героического прошлого Грузии.
— Удивительная страна эта Грузия, — сказал Платов. — Поразительно, как смогла эта маленькая христианская страна уцелеть в мусульманском окружении!
В беседе время промелькнуло незаметно. Войско почти полностью закончило переправу, перевезли и артиллерию.
Тотлебен вышел из башни и приказал штабу переправляться на другой берег.
Собрались офицеры. Моуравов разбудил своих чиновников, и все направились к парому.
Бесики вместе с ним подошёл к реке. Так как в первую очередь на пароме поместилась Тотлебен, старшие офицеры и Моуравов. Бесики пришлось с остальными ждать второй очереди. Он отошёл от берега и стал смотреть на медленно плывущий паром, на котором неподвижно стояли офицеры в треуголках. Среди них выделялись крупная фигура Тотлебена в треугольной шляпе с султаном. Паром вскоре пристал к берегу. Паромщик-солдат, гребя огромным веслом, повернул паром.
Только сейчас, в минуту вынужденного ожидания у переправы, Бесики получил возможность спокойно прочитать письмо Анны. Он развернул его… «Ты взошёл, как солнце, так поздно предназначенный судьбой для меня, мой Бесики. Ты свет моих очей, и молю Бога, чтобы биение твоего сердца было подобно звону колокола, возвещающего мне радость…»
Продолжить чтение письма ему не удалось. Кто-то осторожно коснулся его руки и заставил обернуться.
Это был старик Беруча.
— Вижу, сынок, что ты приближённый царя, — обратился к нему Беруча.
— Да, это верно, а ты кто?
— Я сторож этой башни. Зовут меня Беруча. Ты кто будешь?
— Не знаю, как тебе объяснить, я сын священника Захарии Габашвили.
— Да? — вскричал Беруча, и лицо его просияло.
— Разве ты знаешь моего отца?
— Священника Захарию? Ведь он здесь был, в Цхинвали. Очень хорошо знаю Захарию и его сыновей Иоанна и Осэ; о Бесики я слышал, но не видел его. Мне говорили, что его усыновила царица.
— Вот я этот самый Бесики.
— Ой, сын мой, пусть мне достанутся твои горести! Какой ты красавец! Ты на отца…
Он хотел ещё что-то сказать, но в это время паром пристал к берегу и Бесики позвали.
— Простите, Беруча, я должен идти, меня ждут на пароме.
— Подожди, сын мой, мне надо сообщить тебе нечто важное. Я всё искал человека, близкого царю, и вот наконец нашёл.
Беруча взял его за руку и отвёл в сторону.
Бесики крикнул взошедшему на паром толмачу:
— Вы отплывайте, я переправлюсь позже.
Они прошли шагов десять. Беруча остановился и с огорчением сказал: