Бесики - Страница 192

192

Необходимо было немедленно найти какой-нибудь выход из положения. Ираклий созвал мдиванбегов на совет, но они не сказали царю ничего дельного. Чабуа по-прежнему надеялся на помощь русской императрицы. Иоанн Орбелиани рассчитывал на серебряные и золотые рудники.

Это бестолковое совещание ввергло царя в ещё большее уныние. Ираклий видел, что, если так продолжится, он будет вынужден продать всё своё имущество и даже семейные драгоценности, чтобы только избавиться от кредиторов.

Однажды, когда царь сидел у себя в кабинете, предаваясь мрачным размышлениям, к нему явился Осепа. Он пришёл по поручению армянского епископа, который приказал ему передать Ираклию десять тысяч рублей, пожертвованных армянским духовенством. Епископ следовал примеру католикоса Антония, который вручил царю тридцать тысяч рублей на государственные нужды. Но за этим скрывалась и другая цель: армянское духовенство добивалось от царя запрещения деятельности католических миссионеров в Грузии. Ираклий тотчас же сообразил, что из этого дела можно извлечь пользу, и с вниманием выслушал Осепа.

— Поглядите, что они творят! — говорил Осепа царю. — Скоро в наши армянские церкви будут заходить одни священники, а прихожан у них совсем не останется. Разве это хорошо? С незапамятных времён мы, армяне и грузины, живём общей жизнью и одинаково славим господа нашего Иисуса Христа. А теперь наши Карапеты и Погосы говорят: «Мы католики»… Слыханное ли дело? Клянусь жизнью, эти католические патеры врут: они никакие не врачи. Они не лечат людей, а обманывают их, чтобы привести их в свою веру. Много они понимают во врачебном деле!

— Что же я могу сделать, мой Осепа? — ответил Ираклий. — Ведь не мною это заведено. Вот уже более двухсот лет католические миссионеры проповедуют в Грузии. Они не делают никакого вреда и приносят нам много пользы, тогда как ваши армянские ростовщики совсем задушили меня…

— Что вы, государь?

— К сожалению, это так…

— Ну что ж… своё ведь просят — не чужое… Надо и в их положение войти.

— А кто же мой должник? Мало ли я пролил крови за нашу землю и за всех вас? С кого мне её спросить?

Осепа ничего не смог ответить на это. Он вынул из кармана пёстрый шёлковый платок, вытер пот, выступивший у него на лбу, и шёпотом, точно сообщая большую тайну, сказал царю:

— Пойду-ка я к епископу и скажу ему: дело это немалое, удовлетворить вашу просьбу не просто. Пусть он поручится перед армянскими купцами за те двадцать тысяч туманов, которые вы им должны, а мы ему дадим закладную или заёмное обязательство. Поручите это дело мне, государь, я сразу же примусь за него и ручаюсь за успех!..

Вечером Осепа вновь явился к царга и доложил ему, что епископ согласен избавить его от кредиторов-армян, если государь в свою очередь согласится запретить деятельность католических миссионеров и изгонит их из Грузии.

— Мы же, государь, дадим епископу заёмное письмо на всю сумму долга с обязательством выкупить его в течение десяти лет. От процентов епископ отказывается. Лучших условий нельзя пожелать.

Ираклий, однако, не дал ему сразу ответа. Он хотел посоветоваться с католикосом Антонием.

Солнечная погода внезапно сменилась ненастьем. Дождь, который начался ночью, моросил весь день без перерыва. Порывами дул холодный ветер, который гнал по небу тёмные, лохматые тучи. На дорогах была глубокая грязь, по улицам блестели лужи, горожане не выходили из домов. Город точно вымер.

Шумные тбилисские базары были безлюдны и непривычно тихи. На пустых площадях изредка появлялись разносчики угля со своими ослами; они согревали под мышками мокрые, озябшие руки и выкрикивали охрипшими от стужи голосами: «Уголь, уголь!» Купцы и ремесленники заперлись в своих лавках и мастерских. Одни занимались своим делом, другие грелись возле жаровен, не зная, как убить время. Даже в кабачки никто не заглядывал, и только игорные дома были полны народа. Тут с утра до вечера играли в карты, в нарды и в шахматы, слышался сухой стук катящихся по доске костей, выкрики игроков и галдёж зрителей, наблюдающих за игрой. Шахматисты сидели молча, с напряжёнными лицами, уставясь в доски.

Тбилисцы считали, что эта промозглая погода приносит неудачу в делах. Ремесленники в такие дни работали вяло, большую часть времени отдавали болтовне, обмениваясь свежими новостями.

— Слышали, говорят, армянский епископ и католические патеры поссорились между собой и явились к государю, чтобы он их рассудил?

— Мало того! Говорят, католикос Антоний уже созвал священников со всей Грузии, чтобы рассудить их.

— Да, похоже, что это правда: город полон священников, набрались отовсюду — едут на лошадях, идут пешком… Если пройдёшь около Сионского собора, подумаешь, что попал на вороний пир…

Священники действительно, несмотря на непогоду, прибывали в Тбилиси один за другим в течение всего дня. Митрополитов и епископов сопровождала свита прислуги, а некоторых и охранный войсковой отряд.

Церковный собор был созван католикосом для того, чтобы обсудить вопрос о тех затруднениях, какие создались в книжном деле.

Антоний произнёс длинную речь, в которой упрекал духовенство за то, что оно не заботилось о нравственном воспитании своей паствы, ничего не делало, чтобы просвещать народ и прививать ему любовь к духовным книгам. Вследствие этого, говорил Антоний, не только среди мирян, но и в самом духовенстве возник разврат, укоренились дурные привычки.

— Из Бодбе в Тбилиси приезжает священник, — сказал католикос, — является в наш книжный склад и просит продать ему мирскую книгу «Висрамиани» царя Теймураза! Господи, спаси нас от греха! Я не мог узнать имя этого иерея, чтобы тотчас же лишить его сана… Нужно было для примера всенародно его расстричь.

192