Георгий надеялся при помощи владетеля Мингрелии Кация Дадиани вернуть себе имеретинский престол. Кация был непримиримым врагом царя Соломона и всячески покровительствовал его противникам. Изгнанного из Имеретин Георгия он приютил у себя и осыпал заботами и вниманием. Он же посоветовал Георгию породниться с Ираклием, чувствуя, что и картли-кахетинский царь не в ладах с царём Имеретии и постарается при первом же благоприятном случае сбросить его с престола и посадить на престол Имеретии своего родственника царевича Давида. Кация был хитёр. Он понимал, что Ираклию было на руку иметь на имеретинском престоле слабохарактерного царя, которого он мог бы полностью подчинить своей воле или по крайней мере держать под своим влиянием. Надежды Кация и Георгия сбылись. Ираклий изъявил согласие на брак Давида с внучкой его сестры, и вскоре празднично одетого царевича отправили в Картли с большой свитой.
В замке Мухран-Батони все с любопытством следили за Давидом, чтобы проверить правильность ходивших о нём слухов, но не могли заметить ничего плохого. Приехав в Тбилиси, Иоанн Мухран-Батони поклялся Анне, что все слухи о болезни царевича — ложь и что лучшего зятя нельзя и пожелать. Он уговаривал Анну поскорее обвенчать внучку, так как Анна всё ещё раздумывала, справлять ли свадьбу до наступления поста или отложить её ещё на год. Царица Дареджан советовала ей в этом году устроить только обручение, а свадьбу отложить до следующего года.
Анна готова была уже согласиться с царицей, но однажды вечером прибежала к ней её верная служанка Гульвардис и сообщила ей, под секретом, важную новость. Она рассказала, что по пути в казнохранилище, где у неё было какое-то дело, она услышала за занавеской, в одном из дворцовых переходов, шёпот: «Милый». Узнав по голосу Анико, Гульвардис осторожно заглянула за занавеску и…
— Боже милосердный, — перекрестилась Гульвардис, — что я увидела…
— Что ты увидела? — с замиранием сердца спросила Анна и тут же добавила с отчаянием в голосе: — Нет, нет, лучше не говори!.. Это был он? Да? Говори, что же ты молчишь?.. — Голос её перешёл в хриплый шёпот, она почти задыхалась, — Это был он, да?.. Что было дальше? Говори же!
— Да, это был он, госпожа! Анико обнимала его за шею…
Анна с таким отчаянием впилась ногтями в руку служанки, что разодрала ей кожу до крови. Гульвардис терпеливо вынесла боль и попыталась успокоить госпожу. Анна строго приказала ей повторить всё подробно, с самого начала. Гульвардис нечего было добавить к своему рассказу, так как Бесики и Анико тотчас же расстались. Бесики сам снял руку Анико со своей шеи и сказал, что это безумие, что, если их застанут здесь, они погибли.
— Это всё?
— Всё, клянусь вашим счастьем! Я стояла за колонной, но они меня не заметили. Расставшись с Бесики, Анико пошла в сад, а он направился, кажется, в Тайный совет.
— Хорошо, — кусая губы, произнесла Анна. — Хорошо. Всем, кто сегодня захочет видеть меня, скажи, что я нездорова и не принимаю. Анико удали от меня на эти два дня, чего бы это ни стоило. Скажи, что бабушка приказала ей поехать в Сачино навестить царицу Дареджан. Принеси мне бумагу и перо, я хочу написать письмо к Мухран-Батони…
— Но ведь князь Мухран-Батони находится в Тбилиси! Он приехал сегодня!
— Он здесь? Тем лучше. Передай ему, что я прошу его пожаловать ко мне. Свершилось то, чего я боялась! Но мы ещё посмотрим! Не всегда же мне покоряться своей невесёлой судьбе! Ступай, исполни моё приказание.
Иоанн Мухран-Батони приехал в Тбилиси ради столь важных дел, что ему было не до совещания с Анной. Он должен был срочно ехать в Ахалцих.
События, развернувшиеся в Имеретии, и безрассудные действия генерала Сухотина окончательно убедили Ираклия в необходимости искать путей для заключения мира с турками.
Появившись в Имеретии, Сухотин немедленно стал готовиться к наступлению на Поти. Царь Соломон советовал ему отложить поход до осени, опасаясь, что русские солдаты не выдержат нездорового климата болот летней порой, но Сухотин и слышать об этом не хотел.
— Вы не знаете русского солдата. Он всё выдержит — ему нипочём малярия и знойные болотные испарения, — уверял он Соломона.
И генерал немедленно двинул на Поти всё своё войско, которое Тотлебен сдал ему в столь плачевном состоянии, что трудно было угадать в его солдатах части регулярной армии. Оборванные, босые, голодные солдаты едва передвигали ноги. Правда, Сухотин распорядился накормить солдат, починить их рваную одежду, обул одних в чувяки, других — в каламаны, но едва только войска Сухотина окружили Поти и приготовились к бою, как почти все солдаты заболели лихорадкой и дизентерией. Сухотин предполагал овладеть Потийской крепостью в десять дней, но прошёл уже целый месяц, а город всё ещё не был взят. Тем временем лихорадка уничтожила более восьмисот солдат. Генерал был вынужден вернуться назад. После этого русское войско потеряло боеспособность: почти все солдаты были больны и не могли передвигаться. А те, кто ещё сохранил способность двигаться, разбежались. Сухотин убедился, что он ничего в Грузии не добьётся, и стал готовиться к возвращению в Россию.
Ираклий был хорошо осведомлён об этих событиях. Уход русского корпуса из Грузии ставил его в безвыходное положение. Он был уверен, что Турция не простит ему поражения при Ахалцихе и постарается отомстить, как только русские войска покинут Грузию. Ираклий был уже готов начать переговоры с Турцией и собирался направить туда своего посла, когда неожиданно явился к нему ахалцихский католический священник и сообщил, что тайный посол султана желает переговорить с грузинским царём и просит назначить место свидания.