Узкая красная полоса — след старой сабельной раны — пересекала лоб Керим-хана, около правой его ноздри темнело небольшое родимое пятно.
Керим-хан некоторое время молчал, перебирая чётки.
— Мне понятно всё, что пишет мне Эрекле-хан, — сказал он, бросив взгляд на послание, которое держал перед ним придворный. — А ты что скажешь нам, сын мой? — обратился Керим к Бесики.
— Что могу я сказать вам, великий государь? Я только скромный поэт, и в государственных делах разбираюсь плохо.
— Тогда запомни хорошенько то, что я скажу. Напрасно Эрекле-хан думает, будто мне неизвестно, что происходит в вашей стране. Он хочет разорвать связывающую нас дружбу и ищет покровительства у северной царицы. Но это ошибка. Цари Грузин всегда были покорны Ирану.
— Осмелюсь напомнить, что когда-то и владетели Ирана подчинялись афганцам, — с учтивой улыбкой возразил Бесики.
— Знаю, знаю, на что ты намекаешь… Но разве не щах Надир, слава его памяти, возвёл на престол Ираклия и отца его Теймураза? После смерти Надир-шаха я, по велению аллаха, стал векилом Ирана. Разве не имел я права требовать от Ираклия подтверждения его полной покорности? Я был бы вправе последовать примеру великого Шах-Аббаса и в случае неповиновения поднять меч против Грузии. Но я не сделал этого. Напротив, я утвердил грузинский престол за Ираклием и в благодарность за верную службу подчинил ему ханства Ганджинское и Ереванское. И чем же он отплатил мне? Открыл перед русской императрицей врата Кавказа…
— Чтобы нанести удар Турции, великий государь! Ведь турки — и ваши непримиримые враги! Разве они вновь не захватили некогда освобождённые от их господства Надир-шахом области вашей страны? Мне кажется, борьба моего славного государя против Турции должна быть угодна повелителю Ирана.
— Ого! — сдвинул брови Керим-хан. — Я начинаю сомневаться в том, что ты просто поэт, плохо разбирающийся в государственных делах. Придётся испытать тебя! Ты должен будешь состязаться с нашими поэтами…
— Прикажите, я готов!
— Я знаю, что твои соотечественники славятся храбростью, искусством верховой езды и умением владеть оружием. Но поэтов ваших я ещё никогда не слыхал.
— Поэты Ирана — величайшие в мире мастера слова, блистательный государь!.. Как посмею я равняться с ними?..
— Скромность украшает мужа, сын мой, — сказал Керим.
Он уронил коралловую бусинку на чётках и словно задремал, погрузившись в свои думы. Все затаили дыхание. В зале чётко раздавалось тикание стенных часов.
— Под Ахалцихом русский сардар покинул Ираклия, — заговорил Керим, словно во сне, — и оставил старого воина одного, лицом к лицу с превосходящим его врагом. Правда, Эрекле-хан победил, но ему пришлось с величайшей поспешностью вернуться в Тбилиси…
«Откуда он знает всё? — подумал Бесики. — Конечно, у него есть шпионы в Тбилиси!»
Керим продолжал:
— …Если бы русский сардар попал в Тбилиси раньше него, куда девался бы выигравший битву Эрекле-хан? И вот, Ираклий пишет мне, чтобы я поссорился с турками и подружился с царицей Екатериной. Для чего? Чтобы она обошлась со мной столь же благородно, как с Ираклием?
— Разрешите мне сказать!..
— Изволь, я слушаю! — Керим чуть насмешливо улыбнулся.
— Русский сардар покинул Ираклия самовольно. Он, конечно, ответит за это перед императрицей. Поведение одного бесчестного сардара не даёт нам права сомневаться в намерениях императрицы…
Керим-хан зажмурил глаза и весело засмеялся:
— Ты действительно простодушен, сын мой, если думаешь, что русский сардар действовал самовольно.
— Царь Ираклий отправил в Петербург посла с подробным донесением царице.
— А ответ он получил? — спросил Керим.
— Когда я выезжал из Тбилиси, ответа ещё не было. От Тбилиси до Петербурга очень далеко — вдвое дальше, чем до Шираза!
— Почему Ираклий стал воевать против турок? — продолжал Керим-хан. — Разве султан был плохим соседом для Эрекле-хана? Почему он восстановил против себя турок, а теперь стремится и меня сделать своим врагом?
— Боже нас упаси от вражды с вами, великий государь! Но к вражде с турками у нас много причин.
— Какие?
— Вот первая причина, повелитель: турки незаконно владеют одним из древних очагов Грузии — Самцхе-Саатабаго…
— Турки владеют и иранскими ханствами. Не дело, чтобы соседи ссорились из-за пяди земли, когда волк у ворот.
— Есть ещё причина. Вам известно, повелитель, что ахалцихский паша установил связь с Дагестаном, впустил лезгин в свой пашалык и не даёт нам покоя. Шайки лезгин разоряют нашу страну. Отряды по сто, по двести человек прокрадываются через наши границы, нападают на деревни, уводят людей в Ахалцих и продают их там на невольничьем рынке, как скотину, или же берут за пленных огромный выкуп. Наши жители вынуждены постоянно ходить с оружием. Дети и женщины боятся выходить из крепостей, крестьянин отправляется в поле, держа в одной руке серп, а в другой ружьё. Постоянно гоняясь за шайками грабителей, мы выбились из сил! Извольте же рассудить, есть ли у царя Ираклия причина примкнуть к России и поднять меч против турок?
Бесики пристально глядел на Керим-хана, который молчал, медленно перебирая чётки.
— Я — старый солдат! — заговорил наконец Керим. Он повесил чётки на руку, спустил ноги с трона и посмотрел Бесики в глаза.
Тот склонил голову и увидел на ногах Керима пёстрые шерстяные носки.
— Я — старый солдат, прошедший через множество войн. Немало одержал я побед! После Надир-шаха Иран не знал такого непобедимого сардара, как я. И всё же вряд ли аллах когда-нибудь создавал военачальника, который ненавидел бы войну больше, чем я. Я поднимаю оружие только тогда, когда больше нет никакой возможности договориться мирным путём. Отчего Эрекле-хан не обратился прямо в Стамбул? Надо было сказать султану: «Избавь меня от лезгин, или я буду вынужден обратиться за помощью к России». Турки уже три года воюют с Россией, вряд ли они захотели бы увеличивать число своих врагов. Султан тотчас же обуздал бы лезгин, а ахалцихского пашу подчинил бы Ираклию.