Стража доложила, что только что приехала сестра государя, которая со всей своей свитой остановилась здесь, чтобы переночевать.
Бесики не сразу сообразил, о ком идёт речь. «Откуда здесь быть Анне? — подумал он. — Что за глупость!» Но тут он увидел выходящих из крепостной церкви женщин, которые с любопытством разглядывали всадников его отряда. Среди этих женщин Бесики сразу узнал Анну. Он соскочил с лошади и быстрым шагом направился к ней.
Бесики! — изумлённо воскликнула Анна, узнав своего возлюбленного. — Что ты тут делаешь? Откуда ты взялся?
— Вновь удостоился я, по милости господней, видеть вас, ваша светлость! — Бесики опустился на одно колено и коснулся губами руки Анны.
— Куда ты едешь?
— Я говорил вам раньше об этом.
— Неужели туда? Так ты…
Анна была взволнована. Она хотела сказать Бесики, что только ради него едет в Телави, что долгая разлука убьёт её, что ей трудно даже один день прожить без него… Но вокруг были люди, и ей пришлось промолчать.
Её поездка в Телави теряла смысл.
— Государь в Телави? — спросила Анна.
— Нет, ваше высочество, — там чума.
— Боже мой! — Анна ударила себя рукой по щеке. — И туда добралось поветрие? Иди к нам, в башню, расскажешь обо всём, что видел!
Вскоре подошёл и Кайхосро. Он почтительно приветствовал Анну, и все направились к башне.
Выжженные степи, скалистые горы в красноватых и голубых полосах, жёлтая песчаная пустыня… Страшным зноем сожжено было всё вокруг. В колеблющемся, насыщенном горячими испарениями воздухе дрожали, словно отражённые в озере, призрачные очертания изрезанных оврагами гор.
Иногда перед путниками возникал мираж и так ясно видна была отражающаяся в воде деревня, что можно было различить дома и деревья. Но стоило приблизиться к видению, как оно исчезало, и вокруг по-прежнему простиралась пустыня.
По каменистой дороге скользили ящерицы и змеи. Из-под груд щебня выползали скорпионы. Нигде нельзя было присесть или прилечь: всё вокруг кишело ядовитыми пресмыкающимися.
По вечерам над землёй поднимались густые тучи комаров и мошек. Не только люди должны были закрывать лица, но и лошадей приходилось защищать кисеёй. Но всего страшнее были фаланги, эти огромные пауки, которые ловят воробьёв, как мух, и укус которых причиняет мучительную смерть.
Люди тяжело страдали от жажды.
Местами встречались так называемые «кахризы» — искусственные узкие подземные тоннели, проводящие воду из горных источников в равнины. Через определённые промежутки эти тоннели соединяются с поверхностью шахтами-колодцами. Найдя такой колодец, путники блаженствовали, освежаясь вкусной холодной водой, от которой трудно было оторваться. Но кахризы встречались не часто, и не так-то легко было их отыскивать.
Так, мучаясь от зноя и постоянной жажды, ехали они вперёд. Перед ослеплёнными ярким солнцем глазами Бесики стояла его родная страна со своими журчащими ручьями, волнующимися нивами, зелёными садами и шумящими лесами.
Как сон, вспоминалась ему ночь, проведённая в башне Агджакальской крепости, небо, усеянное звёздами, тихое потрескивание сверчков и взволнованный шёпот Анны…
— Будешь помнить меня, Бесики?
— Буду помнить вечно! — повторял Бесики.
И вот теперь он ехал по выжженной дороге, дремал в седле и лишь временами раскрывал глаза, чтобы оглядеть окрестность и снова впасть в полусон.
И в дремоте чудились ему башня, небо, усеянное звёздами, и страстный шёпот около самого уха:
— Будешь помнить?
— Да.
— Любишь меня?
— Да.
— Ты спишь?
— Нет, я не сплю! — и Бесики открывал глаза… Куда-то проваливалась башня, снова перед ним желтела опалённая солнцем пустыня, он вздыхал, покачиваясь в седле… И опять тяжело смыкались веки и слышался шёпот Анны.
Так они ехали и ехали вперёд, и не было конца пути. Совет Ираклия — ехать ночью, а днём отдыхать — оказался невыполнимым.
Когда Ереванское ханство осталось позади, настали тёмные, безлунные ночи, дорогу в темноте трудно было искать, а спать под открытым небом, да ещё днём, было невозможно из-за множества ядовитых насекомых и пресмыкающихся. Приходилось останавливаться на отдых в гостиницах или караван-сараях, где можно было накормить лошадей и поспать самим.
В свите Бесики было теперь только тридцать человек. Остальных он отослал назад из Еревана. Нападения хана больше нечего было опасаться. Хан сам встретил Бесики у городских ворот, в знак почтительной покорности поцеловал и возложил себе на голову грамоту Ираклия и сказал Бесики:
— Слыхал я, что враги мои донесли повелителю моему, будто я собираюсь изменить ему. Это бесстыдная ложь!
Пригласив Бесики во дворец, хан оказал ему большие почести.
— Будь заступником моим перед государем, — просил он. — Пусть Ираклий вернёт мне своё расположение, пусть сменит гнев на милость!
А вечером пришёл к Бесики начальник крепости и донёс ему, что хан ежедневно посылает гонцов в Турцию и Иран, чтобы ему прислали войско, с которым он мог бы напасть на Ираклия.
— Однако, — сказал начальник крепости, — не получая определённого ответа, он оказывает тебе почести, чтобы ты не заподозрил чего-нибудь.
Когда крепостная стража увидела на дороге многочисленную свиту Бесики, хану доложили, что войска Гурджистана подошли к городу, — хан перепугался. Он боялся грузин в особенности потому, что не доверял жителям города. Армяне почитали Ираклия, видели в нём своего заступника и не простили бы хану перехода на сторону гурок. Отряд Бесики горожане встретили восторженными возгласами.