Бесики - Страница 87

Но что, если беседа Ираклия и Бесики действительно касается её? Как тогда быть? У неё тут же на месте разорвётся сердце, которое и сейчас не даёт ей покоя.

Чем ближе подходила Анна к кабинету Ираклия, тем труднее становился для неё каждый шаг.

Эджиб, который стоял перед дверью кабинета, вышел вперёд с почтительным поклоном и остановился в изумлении: на лице сестры царя было написано необычайное волнение.

Анна остановилась, хотела о чём-то спросить эджиба, но не смогла взять себя в руки. Пока она старалась произнести хоть слово, дверь отворилась, и в галерею вышел улыбающийся Бесики.

Анна сразу поняла, что всё её волнение было совершенно напрасно. Она мгновенно успокоилась и сразу почувствовала во всём теле страшную усталость. Колени у неё задрожали, слёзы хлынули из глаз. Она несколько раз прерывисто вздохнула и, даже не кивнув Бесики в ответ на его почтительное приветствие, вбежала в кабинет.

— Горе мне, горе! — крикнула она, задыхаясь. — Мой маленький Иулон заболел! — и Анна, плача, опустилась на тахту.

— Заболел? — удивился Ираклий. — Но ведь ещё вчера он был совершенно здоров?

— Говорят, у него сильный жар, — сказала Анна, прикладывая платок к глазам.

— Да перестань ты, ради бога! Вечно вы перепугаетесь, да и других можете перепугать! Наверное, пустяки какие-нибудь. Пойдём посмотрим, в чём дело. Врачей уже позвали?

Анна вытерла слёзы и, окончательно успокоившись, сказала чуть дрожащим голосом:

— Врачи только что пошли туда.

— Пойдём и мы. Эй, эджиб! — Ираклий ударил в ладоши и приказал неподвижно вытянувшемуся в дверях слуге: — Скорее лошадей!

В Сачино они застали множество людей. Двор, балконы и комнаты были переполнены вельможами и придворными дамами. Ираклия удивило и встревожило такое стечение народа. Взволнованный, он взбежал по лестнице в круглую комнату башни, где находился маленький больной.

Царевич лежал на спине и тяжело дышал. Лицо его было пунцовым от жара, широко раскрытые глаза смотрели в потолок. При виде отца мальчик улыбнулся и протянул обе руки, чтобы обнять его за шею. Ираклий опустился на колени около постели, наклонился к сыну и провёл рукой по его воспалённому лбу. Иулон обвил его шею обеими руками и крепко прижался к нему.

— Отец, — прерывисто шептал мальчик около самого уха царя, — милый отец, подари мне лошадку!

— Хорошо, сынок, подарю тебе моего арабского скакуна, — сказал Ираклий, тщетно стараясь освободиться из цепких объятий сына.

Иулон ещё крепче обхватил ручонками шею отца и шепнул:

— Буланого подаришь?

— Да, да, буланого, — успокаивал его Ираклий, — а к нему золотое седло и золотую саблю.

Анна старалась привлечь к себе внимание царевича, рассчитывая на то, чтобы тот выпустил Ираклия, который стоял на коленях, склонившись над постелью в неудобной позе. Но все её усилия были тщетны: Иулон едва взглянул на ласкающуюся к нему Анну и ещё крепче вцепился в отца. Долго ещё продолжались бы эти ласки, если бы не вмешалась Дареджан, которая наконец заставила мальчика выпустить отца из своих объятий. Ираклию подали кресло. Поставив его тут же, у изголовья больного, Ираклий сел и осмотрелся. В комнате находились: царица Дареджан, Леван, Анна и три врача. Патер Леонардо, самый известный из всех тбилисских врачей, ещё до прихода Ираклия приказал никого не пускать к больному, бесцеремонно выпроводил всех, кроме Дареджан и Левана, и раскрыл настежь окна, чтобы освежить воздух.

Ираклий окинул врачей вопросительным взглядом, глаза его остановились на Леонардо. Но Турманидзе опередил его:

— У царевича воспалены лёгкие, государь. Он дышит с хрипом, пульс бьётся неправильно, лицо налилось кровью. Дыхание весьма затруднено. Причиной всему — избыток крови. Доктор Гален пишет, что к этому недугу не следует легко относиться: болезнь мучительная, опасная и очень заразная.

— Не тревожьтесь, государь, — сказал успокоительным тоном Леонардо, — благодаря господу у меня в аптеке имеются столь сильные лекарства для лечения этой болезни, что я берусь в самое короткое время поставить царевича на ноги.

— Надо пустить больному кровь, — пробормотал Турманидзе укоризненным тоном, как бы говоря патеру Леонардо: «Что ж ты — кичишься своими познаниями, а забыл такую простую вещь!»

— И кровь нужно пустить и желудок очистить, — подтвердил Леонардо и бросил на Турманидзе красноречивый взгляд, говоривший: «Поучитесь у меня — пригодится».

Ираклий вопросительно взглянул на третьего врача — Зазу Асланишвили, который стоял в стороне и не принимал участия в разговоре. Врачебное искусство Заза изучил в Риме. Он только недавно вернулся оттуда на родину.

— А вы что скажете? — спросил Ираклий Зазу.

— Не предавайтесь тревоге, государь! Но больному нужен покой. Одного человека в комнате царевича совершенно достаточно. Вашим величествам и всем остальным придётся удалиться. В дальнейшем у постели больного должен днём и ночью дежурить врач.

— Это легко выполнить, нас троих совершенно достаточно, — сказал Леонардо. — Ночное дежурство беру на себя.

Заза сделал рукой знак Леонардо, чтобы тот дал ему договорить.

— Я должен также сказать следующее, — сказал он. — Эту болезнь лечат разными способами. Лекарств известно много, но не все хороши. Я лечу одним способом, Леонардо — другим, а наш Иване, хоть он и хирург, тоже умеет лечить эту болезнь по-своему. Мы должны остановиться на чём-нибудь одном. Пусть ваше величество возложит руководство лечением на того из нас, кому больше доверяет, а остальные будут в точности следовать его указаниям. Это я вот почему позволил себе сказать: царевич в жару — я хотел положить ему на лоб влажное полотенце, а патер Леонардо воспротивился, Иване же сказал, что полотенце надо положить больному на грудь.