— Видел отца? — спросил царевич.
Тот отрицательно покачал головой.
— Почему?
— Эджиб встретил меня у дверей и сказал, что ему велено никого не пускать.
— Как никого? Даже самого сахлтухуцеси? Что это значит? Государь один?
— Нет.
— Кто у него?
— Бесики.
— Бесики? — Леван сразу успокоился. — Ну, это ещё ничего. Я боялся найти там кое-кого другого. Что ж, пойду повидаю государя.
И Леван вступил в галерею, которая соединяла приёмную с царским кабинетом. Но тут эджиб, который стоял у дверей кабинета, вышел навстречу ему и почтительно доложил, что государь не велел принимать даже самого царевича. Ираклий просил сына и зятя извинить его и обещал, что сам всех созовёт, когда придёт время. Леван вернулся, позвал Давида и вместе с ним направился к Анне. Она радостно встретила зятя и племянника, поцеловала каждого в лоб, усадила на тахте и осведомилась о здоровье Тамары.
— Ну как она, моё бесценное сокровище? Привыкли друг к другу? — с улыбкой спросила Анна. — Наверное, привыкли, иначе разве она не пришла бы к нам хоть раз за всё это время? Совсем стала затворницей наша Тамара! А ведь от вас до дворца рукой подать…
— Вот видите, а она на вас в обиде: совсем, говорит, тётушка меня забыла. Спасибо Левану — всё время у нас: и днём и ночью. Право, в нашем доме не так уж неуютно, отчего же вы так редко к нам ходите?
— Я бы рада не расставаться с вами, да ведь знаете мои обстоятельства…
— Знаю, знаю! Сейчас скажете: «Мой Димитрий, я не могу его оставить…» — прервал её Давид. — Нашли чем отговариваться! Разве мало у вас слуг, которые могут присмотреть за Димитрием? Как поживает мой почтенный дядюшка?
— Известно, как! Теперь у него появилось новое чудачество — стал капризен, как малый ребёнок. Увидит еду и от радости бьёт в ладоши. А если его не накормят вареньем, хнычет, как младенец. Эх, лучше вы расскажите о себе. Леван, что с тобой? Похоже, что тебя рассердили. — Анна взглянула на Левана с любовью.
Леван вместо ответа только махнул рукой и, раскрывая нарды, сказал Давиду:
— Давай сыграем, скоротаем время, пока Бесики кончит свою беседу с отцом.
— Бесики? — переспросила Анна.
— Да, Бесики, — нахмурился Леван, занятый расстановкой шашек на игральной доске. — Отец заперся с ним ото всех, даже нас с Давидом не впустили. Любопытно, какие там у них секреты?
Анна не на шутку разволновалась. Сердце её бешено заколотилось. Что могло случиться? Быть может, Майя выдала её тайну и слух о её любви к Бесики дошёл до Ираклия? Анна строила в уме тысячи догадок, но каждый раз возвращалась к этому предположению. Никакой другой причины для тайной беседы Ираклия с Бесики она не могла придумать.
Чтобы скрыть волнение, она вышла в Другую комнату. Приказав запятой рукоделием Анико выйти к Левану и Давиду, она понюхала духи и кое-как заставила себя успокоиться. Когда сердце её стало биться тише, она решительно направилась к палатам Анны-ханум, рассчитывая всё у нёс разузнать. Но надежды её не оправдались: спросить напрямик она не решилась, а окольным путём ничего не смогла выведать.
Когда она вернулась к себе, Давида и Левана уже не было. Судя по тому, что нарды остались раскрытыми, царевич и сардар, по-видимому, прервали игру неожиданно. Анна беспомощно огляделась и принялась теперь искать внучку. Служанка, прибежавшая на зов, сказала ей, что Анико ушла к царице Дареджан. Маленький царевич Иулон неожиданно заболел, и все женщины, какие находились во дворце, ушли во дворец Сачино.
— Когда же вы все успели узнать об этом? — удивилась Анна.
— Да минут пять тому назад. Прибежал слуга от царицы, разыскивал докторов. У царевича, оказывается, сильнейший жар. Он весь горит.
— Боже мой, боже мой! Ах, какая беда! Как же я не знала? Я сейчас же должна идти туда. Почему они меня не подождали?
— Они только что отправились. Наверное, ещё и до моста нс дошли.
— Скорей дай мне выходные туфли и зонтик! — засуетилась Анна и вмиг забыла о собственном горе. Торопливо надев на ноги расшитые золотом туфельки на высоких каблуках, она взяла зонтик и поспешила в Сачино, к царице Дареджан.
Сходя по лестнице, она увидела нескольких вельмож, которые тоже куда-то торопились. Среди них был Чабуа. Анна крикнула ему:
— Чабуа, Чабуа, подождите меня! — Она бегом догнала мдиванбега и, с трудом переводя дыхание, спросила: — Вы идёте в Сачино?
— Да, в Сачино, — ответил Чабуа с глубоким поклоном.
Остальные тоже остановились и почтительно приветствовали Анну.
— Ну, так пойдём вместе, — сказала Анна. — Что это за несчастье свалилось на нас! Чем заболел мой милый маленький Иулон?
— Не могу сказать. Лекари только сейчас пошли в Сачино.
— А государь уже там?
— Нет, государь занят: заперся в своём кабинете и никого к себе не допускает. Ему даже не решились доложить.
— Боже мой, да как же это так? Разве можно не докладывать? Я пойду скажу ему. Как можно нс сообщить ему о болезни сына! — Анна, подобрав платье и оставив Чабуа, устремилась вверх по лестнице.
Снова сердце её забилось изо всех сил. Совершенно неожиданно у неё появился повод войти к Ираклию, узнать, о чём он беседовал наедине с Бесики. ещё минута — и тяжкие сомнения её будут разрешены. Но, дойдя до галереи, Анна невольно замедлила шаг. Повод был очень хорош: она войдёт к брату, чтобы сообщить ему о болезни сына, и одним взглядом определит, что там происходит — разговаривает ли царь с Бесики о делах, диктует ли ему, или гневается на него за любовь к своей сестре. Даже волнение её не внушит Ираклию никаких подозрений.