Бесики - Страница 65

Ираклий отошёл от окна, прошёлся по залу, остановился около мдиванбега, который сидел в конце стола, и продолжал:

— А теперь посмотрите, каковы наши друзья. У Ацкури его сиятельство генерал Тотлебен (ничего не поделаешь, оказывается, и коварство может сиять!) оставил нас одних, когда мы стояли лицом к лицу с численно превосходящим нас врагом, а сам ушёл внутрь нашего государства и попытался завладеть им. Кто ж нам враг и кто друг? Могу ли я считать хунзахского владетеля врагом, а Тотлебена другом? Слыхали ли вы, чтобы один союзник так вёл себя по отношению к другому? Разве можно положиться на такого союзника, довериться ему? Нет, если вовремя не отсечь руку такому коварному другу, если своевременно не отрубить ему голову, то потом придётся горько каяться!

Ираклий опять прошёлся по комнате, подошёл к своему креслу и, не садясь в него, продолжал:

— Легко было бы помочь этой беде, если бы не одно соображение, которое весьма нас заботит. Я сомневаюсь, чтобы вероломные действия Тотлебена объяснялись только его личным самоуправством. Если императрица действительно желает нам добра, то разве её генерал осмелился бы действовать не в нашу пользу? Он не бросил бы нас на поле брани и не стал бы занимать мои крепости. Он не решился бы заставлять народ наш присягать на верность российской императрице. Даже его подчинённые возмущены таким вероломством и перебегают к нам. Много зла причинили грузинам персы и турки, много раз проливал наш народ свою кровь, много вытерпел горя, но никогда нс приходилось ему быть жертвой подобного коварства!

— Разрешим сказать, слово, ваше высочество! — проговорил Моуравов, с усилием подняв голову.

— Антон, я верю в твою преданность нам и знаю, что ты желаешь Грузии добра. Говори! — Ираклий тяжело опустился в кресло и устремил на Моуравова внимательный взгляд.

— Не следует думать, государь, что императрица послала сюда свои войска из любви и участия к нашей многострадальной стране. У императрицы свои заботы. Она воюет с Турцией, и её главные военные усилия направлены на Балканы, на юг Европы. Послав в Грузию маленькое войско, она хотела с помощью вашего высочества и имеретинского царя Соломона произвести диверсию против турок и приковать как можно больше турецких военных сил к нашей стране. Таким образом Россия рассчитывала ослабить турецкие силы на Балканах. Ясно, что при таких намерениях императрица нуждается в прочном союзе с вами и с царём Соломоном. А потому ни императрица, ни граф Панин никак не могут желать ссоры с вами: ведь если вы разорвёте союз с Россией или вступите в дружбу с турками, русские войска окажутся в худшем положении, чем раньше. Я, ваше высочество, всё-таки думаю, что Тотлебен действует самовольно и что, как только об этом узнают в Петербурге, тотчас же будут приняты соответствующие меры. Этому недостойному генералу не миновать заслуженного наказания.

— Возможно, что ты прав, Антон, — ответил Ираклий, — но, пока до Петербурга дойдут правильные сведения о здешних событиях и пока мы получим оттуда ответ, пройдёт целых три месяца. Тем временем как нам быть? Предоставить Тотлебену разорять чужой огород, как сбежавшему от хозяина козлу? Да притом, разве мы можем быть уверены в благоприятном ответе? Возможно, что Тотлебену даже дадут выговор за то, что он до сих пор не покончил с нами.

— Вот почему я, ваше высочество, счёл нужным призвать сюда Ратиева с его пятьюстами гусарами. Надеюсь, что вы не сомневаетесь в его преданности? Он вполне разделяет мнение вашего высочества и считает Тотлебена предателем. Нам необходимо также каким-нибудь способом добиться приезда графа в Тбилиси, примириться с ним, обласкать его, а потом уже действовать так, как будут требовать обстоятельства. Может быть, мы сумеем договориться с Тотлебеном, может быть, он изменит свои намерения.

Ираклий задумался. Видно было, что ему понравилась мысль Моуравова. В самом деле, если бы удалось заманить в Тбилиси войска Тотлебена, коварного генерала было бы нетрудно обезвредить. Войска не сочувствовали своему начальнику. От него бежало к Ираклию больше чем триста солдат и офицеров. Ясно было, что если не дезертировали и остальные, то вовсе не потому, что они довольны Тотлебеном. Ратиев со своими гусарами тоже собирался прибыть в Тбилиси. Таким образом, в распоряжении Ираклия оказывалась внушительная сила — больше восьмисот человек. Этого было вполне достаточно, чтобы выправить создавшееся в стране бедственное положение. Тогда уже, наверное, сам Тотлебен стал бы молить Ираклия, чтобы тот вызволил его из беды.

— Прочти нам, что тебе пишет Ратиев! — сказал Ираклий Моуравову, словно очнувшись.

— Я, ваше высочество, ещё не переводил его письма на грузинский язык, — ответил Моуравов и достал из внутреннего кармана сложенную вчетверо бумагу. — Я постараюсь, впрочем, слово в слово передать вам всё, что здесь написано, а впоследствии доставлю и перевод. Вот что пишет мне подполковник Ратиев: «Ваше благородие, Антон Романович. Спешу известить вас о моих делах. Двадцать пятого апреля сего года, направляясь с пятьюстами гусарами в Грузию, повстречал я между Пасанаури и Ананури трёх офицеров: майора Карпа, ротмистра Цорная и поручика Бирксхеда, которых сопровождало двадцать солдат. Офицеры эти имели приказ взять меня под стражу и отвести к графу моих гусар. Однако с помощью моих верных солдат и офицеров я сам арестовал их всех, за исключением скрывшихся во время перестрелки майора Карпа и одного его солдата. Остальные находятся у меня под стражей. Я прошу вас умолить его высочество царя Ираклия, чтобы он принял нас под своё покровительство. Тотлебен — враг грузинского народа, он ненавидит нас, и в этом объяснение его поступков. Всё то, что я узнал о генерале, доказывает, что он изменник. Мало того, что он вероломно покинул царя Ираклия у Ацкури и тайно бежал с поля боя, — теперь он арестовывает своих штаб-офицеров и отправляет их в ссылку, а за какую вину — никто не знает. Я думаю, что изменнические действия этого бесчестного генерала вызовут возмущение её императорского величества и ей будет весьма отрадно узнать, что мы своевременно обезвредили предателя, не дав ему совершить новые преступления. Прошу вас, Антон Романович, доложить всё это его высочеству царю Ираклию и незамедлительно сообщить мне его ответ. Подполковник Георгий Ратиев, в городе Ананури, двадцать пятого апреля тысяча семьсот семидесятого года».