Бесики - Страница 59

Когда на крыльце показались Дареджан, Тамара, Анна и придворные дамы, Гогия выхватил пистолет, выстрелил в воздух и, оттеснив окружившую его толпу, подскакал вплотную к ступеням. Он спрыгнул с коня, опустился на колени и обратился к царице:

— Да не лишит господь и впредь своих милостей моего царя Ираклия!

— Пусть бог пошлёт и тебе, сын мой, удачу, — ответила Дареджан и, подозвав своего главного казначея, Осепа Корганишвили, взяла из его рук тяжёлый кошель с золотом и, развязав, обрушила на голову Гогии золотой поток.

Подняв голову, Гогия подробно рассказал обо всём.

Шум на площади всё нарастал. Раздались звуки зурны. Потом зазвонили в колокола. Народ нетерпеливо ловил каждое слово вестника, и стоявшие ближе передавали услышанное остальным. Когда вестник сообщил Дареджан, что царь с войском должен быть уже на Вере, весь народ устремился встречать Ираклия. У городских ворот образовался такой затор, что невозможно было проникнуть за стены. С трудом очистили путь католикосу, который нёс чудотворную икону Анчисхати. За ним шло духовенство в парадном облачении. Затем следовала царица в сопровождении придворных дам и вельмож.

Народ двумя потоками, обходя ряды вельмож и опережая их, спешил к Вере.

Впереди бежали дети, резвясь и крича. За ними, со смехом, поспевали девушки в развевающихся шёлковых шарфах.

Анна и Майя шли степенно среди придворных. Они готовы были бежать навстречу войску, но этого не позволит этикет. Маленькая же Анико, ускользнув, присоединилась к девушкам и вместе с ними опередила вельмож и придворных. Когда она увидела войско, шедшее к крепости, она, как лань, устремилась к нему.

Взволнованный и усталый Бесики вбежал в свою комнату. Столько шума, криков, объятий ему ещё не приходилось видеть.

Он сел на стул. Снял с шеи шёлковый платок.

Бесики только теперь вспомнил: первой встретила его маленькая Анико и накинула ему на шею этот платок.

Он развернул его и прочёл вышитые на нём слова: «Ах, поцелуют небеса Рион, когда вернётся к нам Бесарион».

Юноша улыбнулся и бросил платок на тахту. Раскрыл сундук, чтобы вынуть нарядный придворный костюм. Он собирался в баню с Леваном и Давидом.

В дворцовом зале накрывали большой парадный стол. А в городе уже пировали. Со всех сторон слышались звуки зурны, тари и дайры.

Бесики достал из сундука шёлковое бельё, архалук, папаху.

Под руку попались какие-то бумаги. Развернул одну из них и вздрогнул.

«Со стройным станом, благоуханна, пришла желанная!»— прочёл он стихи, посвящённые Анне. Он только что видел её издали, проезжая в ворота города. По её щекам текли слёзы.

Бесики поспешно спрятал обратно в сундук листок со стихами и вышел из дому.

В сводчатой бане Леван и Давид уже раздевались.

— Бесики, тебя встретила твоя Гульнар? — спросил, смеясь, Давид.

— А как твоя Джаваира, по-прежнему красива? — отпарировал Бесики.

Друзья, как дети, брызгали друг на друга водой и хохотали. Потом долго наряжались, и когда покинули баню, уже смеркалось.

Нарядно одетые, мягко ступая, вошли они в главный зал. Толстые восковые свечи распространяли такой обильный свет, что отделанные зеркалами стены и потолок блистали, словно усыпанные алмазами.

Зал наполнился разодетыми дамами и вельможами. Они стояли группами в ожидании выхода царя и царицы. Одни развлекались стихами и шутками, другие беседовали о походе, восторгались храбростью и военным искусством Ираклия. Все были празднично настроены.

Тамара с Анной сидели в углу зала. Приятельницы о чём-то шептались и временами тихо смеялись.

— Вот и наши рыцари, — сказала Тамара, кивнув в сторону вошедших в зал Левана, Давида и Бесики.

Вошедшие сделали общий поклон и направились к Анне-ханум. Они приветствовали вдовствующую царицу и почтительно поцеловали у неё руку, потом подошли к Анне и поздоровались с ней.

Тамара взяла за плечо Левана и, повернув его направо и налево, заявила:

— Хорош!

Потом осмотрела Бесики.

— А ты ещё лучше…

— А каков он? — смеясь, указал Бесики на Давида.

Тамара, чуть нахмурившись, искоса взглянула на Давида и дала понять Бесики, что и тот не хуже своих друзей.

Три друга обходили зал и приветствовали дам по старшинству.

Во втором зале, более обширном, с золочёными колоннами, суетились пареши. Они расставляли на столе фарфоровую посуду, серебряные блюда и хрустальные бокалы.

К Левану подошёл камергер и шепнул ему на ухо:

— Царь изволит запаздывать, но я не могу решить, по какой причине. Подошёл я к дверям, кашлянул несколько раз, но никто не отозвался. Может быть, вы соизволите к нему пройти, царевич?

К Ираклию без разрешения никто не мог входить, кроме Левана. Он в знак согласия кивнул головой камергеру и позвал Давида и Бесики.

— Идём к отцу, попросим его пожаловать в зал.

Втроём они проскользнули за тяжёлые бархатные занавески, прошли коридор и поднялись на верхний этаж. Леван смело открыл дверь, отделанную серебром, а Давид и Бесики остановились у порога в почтительном ожидании. Леван шагнул в комнату, но тотчас остановился и рукой дал знак друзьям не шуметь.

Ираклий, одетый, спал на тахте. Он даже не успел переменить походного платья. Парадная одежда лежала рядом в кресле.

По ровному дыханию можно было убедиться, что утомлённый царь спал глубоким сном.

Давид и Бесики, вытянув шеи, заглянули в комнату. Леван на цыпочках перешёл комнату, взял лёгкую белую бурку, острожно накрыл его отца и бесшумно вышел из комнаты, прикрыв дверь.