По телу Бесики пробежала дрожь, и рука его чуть не выронила перо.
Царь заметил, как юноша вздрогнул. Догадавшись, чем это было вызвано, Ираклий улыбнулся.
— Что с тобою, сын мой, почему ты вздрогнул?
— Прости мне, государь, это произошло… невольно.
— Оттого, что ты пишешь моё завещание? Не печалься. Ты ещё неопытен в ратном деле. Если жителя долины подвести к пропасти, у него закружится голова, а горец и бровью не поведёт… Поверь мне, — продолжал Ираклий после некоторого раздумья, — завтра, если не произойдёт чего-либо непредвиденного, мы победим. Когда войско знает, что у него нет пути к отступлению, оно обязательно победит, как бы ни был многочислен враг. Опытный полководец всегда старается отрезать своему войску дорогу к бегству. У Надир-шаха, во время индийского похода, лучшими воинами были бахтиары и грузины. Как ты думаешь, куда он их поставил во время решающего боя?
— Во главе войска?
— Нет, сын мой, он их разместил в тылу и приказал, если персы покажут врагу спину, перебить их до единого. А персы прекрасно знали, что мы с бахтиарами не пощадим их. Они первые бросились на врага. Да как! Стотысячное персидское войско уничтожило трехсотвосьмидесятитысячное войско Великого Могола. Вот так-то, сын мой! Завтра Сафар-паша, имей он не шесть-семь тысяч воинов, а тридцать тысяч, будет разбит. Завещание же я пишу потому, что один бог знает, что может случиться с человеком. Продолжай, сын мой, на чём мы остановились?
— «…завещание грузинскому народу…» — прочёл Бесики.
— «Наш престол, — продолжал Ираклий, — после нашего царствования должен занять достойный наследник наш, одарённый всеми добродетелями и отвагой, царевич Леван…»
Бесики тщательно вывел имя своего покровителя и друга. Ираклий прервал диктовку, взглянул на Бесики и тоном родного отца наставительно сказал:
— Знай, сын мой, пока я жив, об этом никто не должен знать, даже сам Леван. Ведь тебе известен устав о мдиванах? Виновному в выдаче царской тайны отрезают язык.
— Знаю, государь.
— Продолжай писать.
Серпообразная луна медленно, крадучись показалась из-за вершины горы.
Вдруг звуки нагара прорезали воздух и облетели лагерь. Ратники сразу поднялись и стали разминать ноги, чтобы согреться. Взнуздали коней, подтянули подпруги, проверили сёдла.
Первым двинулся в сторону Куры Давид со своими всадниками. Он разделил отряд на две части: вперёд пустил кахетинцев, во главе с Давидом Демурашвили, Заалом Бараташвили и тушином Кохио Баблиашвили. Сам же повёл второй отряд, состоявший из хевсур. Справа ехал Абай Битураули, слева — Сумбат Лохакришвили, в центре — сам Давид.
Почти одновременно выступил и отряд царевича Левана, который должен был засесть в засаду у Ахалкалакской дороги. Леван помчался на своём скакуне, а за ним, перекатываясь волнами через бугры, понеслись его всадники. Вскоре они скрылись из глаз.
Тотчас же двинулось и остальное войско. Сперва тронулся отряд Иасэ Эристави, за ним отряд Александра Цицишвили и, наконец, отряд Соломона Тархнишвили.
Ираклий следил за движением войска и затем приказал своей свите следовать за отрядом царевича Георгия. Сам он с семью хевсурами, двумя мдиванбегами Соломоном Леонидзе и Бесики, в сопровождении русских, поехал за главным войском.
Вскоре рассвело. Грузинское войско быстро продвигалось. Часть армии, которой предводительствовал Ираклий, двигалась скрытно, под прикрытием гор. Враг мог заметить только отряд Давида, двигавшийся по открытому полю.
Бесики увидел скакавшую со стороны Аспиндзы вражескую конницу. Он затруднялся определить количество всадников, и ему показалось, что на них наступает всё турецкое войско.
Ираклий задержал коня и внимательно стал наблюдать за противником, потом посмотрел в сторону отряда Давида. Там ещё не заметили приближения врага.
Ираклий подозвал к себе хевсура и послал его к Иасэ Эристави.
— Передай ему: что бы ни случилось — пусть он продолжает путь.
Потом оглянулся, и взор его привлекла абхазка Бесики. Видно, ему понравилась лошадь, и он решил послать Бесики гонцом.
— Сын мой, — обратился к нему Ираклий, — сообщи Давиду, что на него идут полторы тысячи лезгин и левантийцев. Наши ещё не видят врага…
Бесики, забыв всякую осторожность, поскакал по спуску. Выехав на равнину, он обернулся в сторону врага, но делибаши исчезли из виду.
Давид заметил мчавшегося всадника и поскакал навстречу.
— Какие вести? — издали крикнул он Бесики.
— На тебя идут делибаши, — ответил Бесики и, близко подъехав к нему, тихо сказал: — Полторы тысячи всадников.
— Хорошо, возвращайся, — сказал Давид, — передай царю, что мне помощь не нужна.
Издалека уже доносились вражеские возгласы и топот коней. Бесики, въехав в гору, увидел, что передовой грузинский отряд помчался навстречу врагу. Сабли воинов сверкали, и ветер доносил боевые возгласы.
Делибаши, потрясая выгнутыми саблями, с гиканием устремились на грузин. Два отряда: малочисленный — грузин и большой — турок быстро сближались. Столкнувшись, они как бы замерли. Только по взмахам и звону сабель можно было со стороны заметить, что идёт беспощадный бой. Затем турки, пользуясь своим численным превосходством, стали обходить грузин.
От волнения у Бесики сердце молотом застучало в груди. Он уже решил, что враг, окружив грузин, уничтожит их. Но в этот момент из засады ринулся отряд хевсур.
Впереди всех мчался Давид на белом коне и первым врезался в ряды врагов. За ним ринулись сверкающие сталью хевсуры.