Бесики - Страница 48

Такова была Грузия, когда Ираклий впервые по карте познакомился с миром и со своей страной.

С тех пор прошло много времени и многое изменилось. Ираклий сумел не только объединить Карталинское и Кахетинское царства в одно целое и освободиться от вассальной зависимости по отношению к Персии, но он сумел также подчинить себе Ганджинское и Ереванское ханства, которые примыкали к Грузии с востока и юго-востока. Однако этого ему было мало, он мечтал о воссоединении с Грузией земель Самцхе-Саатабаго и Тао-Кларджетпи — этих исконных земель грузин-месхов.

Часто вспоминались Ираклию слова учителя: «…здесь колыбель нашей страны».

«Ах, если бы Иасэ был жив и находился тут», — подумал Ираклий и обернулся.

Ближе всех стояли к нему Леван и Бесики. Ираклий улыбнулся им.

Леван решил, что отец уже обдумал штурм крепости и его улыбка — залог успеха.

Он восторженно взглянул на родителя и обратился к нему:

— Отец, разреши мне первым идти на приступ.

Ираклий посмотрел на крепость, потом на Левана.

— Крепость мы взять не сможем, — спокойно сказал он. — Сперва надо разгромить войско Гола-паши, а тогда и Ацкури и Ахалцих сдадутся сами: штурмовать крепость — безнадёжно.

— А русские пушки?

— Русским пушкам этих стен не разрушить.

Ираклий ничего больше не сказал и направился в свою палатку. За ним последовала свита. На возвышенности остались только Леван и Бесики.

— Слышал, что сказал отец? — воскликнул Леван. — А я думал завтра же водрузить на главной крепостной башне грузинское знамя! Погоди, что это такое? Ты видишь? — указал пальцем Леван. — Русские везут сюда пушки.

На гору медленно взбиралась артиллерия Тотлебена. Бомбардиры вели под уздцы лошадей, которые с трудом тащили тяжёлые пушки на высоких колёсах. Солдаты криками понукали коней.

Вскоре появился и офицер. Заметив в сумерках Левана и Бесики, он крикнул:

— Кто здесь?

— Царевич и царский мдиванбег, — ответил Бесики на ломаном русском языке.

— Царевич? — удивлённо переспросил офицер и, подойдя ближе, узнал Левана. — Ваша светлость, Леван Ираклиевич, разрешите мне установить на этой горе артиллерию.

— О чём он говорит? — спросил Леван у Бесики.

— Он просит разрешения установить здесь пушки.

— Пусть устанавливает — это его дело. Но спроси его, смогут ли эти пушки разбить крепостные стены?

Бесики перевёл офицеру вопрос Левана, но тот ответил уклончиво:

— Это зависит от того, насколько крепки стены и как велика наша настойчивость.

— Значит, Тотлебен решил взять крепость?

— Разумеется, затем мы и пришли сюда.

Орудия втащили на гору. Утомлённые лошади тяжело дышали. Офицер приказал тотчас же установить пушки и определил место для каждой батареи. Двенадцатифунтовые пушки поставили в ряд на горе, а трёхфунтовые «единороги» продвинули дальше и установили на склонах.

Леван и Бесики с любопытством смотрели на действия солдат, которые безмолвно и точно выполняли приказы начальников. Одну из пушек установили близ Левана и Бесики. Пожилой, с висящими седыми усами старший бомбардир басистым голосом отдавал приказания. Он проверил установку пушки, затем взглянул на крепость. Уже смеркалось, и Ацкурская крепость обрисовывалась в небе чёрным силуэтом.

— Ладно, наведём завтра утром, — проговорил бомбардир, — только ничего из этого не выйдет.

— Что ты сказал? — спросил Бесики, который хорошо расслышал слова бомбардира.

— Не выйдет ничего, ваше… — бомбардир запнулся, не зная, как обратиться к Бесики, — ваша светлость, — сказал он наконец. — Где это слыхано, чтобы двенадцатифунтовыми ядрами сокрушать такие стены? Этими ядрами можно разнести только деревянные башни, траншеи и землянки. Для такой крепости нужна тяжёлая осадная артиллерия.

Поражённый Бесики перевёл Левану слова бомбардира.

— Тогда к чему же вы готовитесь? — спросил Бесики.

— Будем палить, — смеясь, ответил тот. — Может, запугаем турок: они ведь трусливы как зайцы.

Леван и Бесики направились в лагерь. Ими овладела грусть. Они осторожно шагали в темноте по каменистым отрогам горы. То здесь, то там пылали костры. Пламя костра освещало дым, который прядями хлопка вился во мраке.

Как только рассвело, раздались пушечные выстрелы. Лежавший у потухшего костра Бесики вскочил и огляделся. Воины, собравшись в кучу, смотрели в ту сторону, откуда доносился гром русских пушек.

Батареи стреляли по очереди. В каждой из них было по три пушки, и когда приближалась очередь последней батареи, первая снова была подготовлена бомбардирами к стрельбе. Взмахом сабли офицер подавал сигнал, и тотчас же из пушек вылетали белые клубы дыма и раздавался тяжёлый грохот.

Грузины с восхищением следили за пальбой и кричали:

— Так им!

— Угодил как раз в цель!

— Ещё им, еше, дорогие…

Грохот пушек не смолкал, и грузинское войско всё больше воодушевлялось. Воины не находили себе места. Достаточно было бросить клич, и все они с шашками наголо кинулись бы в бой.

Но Ираклий не разделял общего восторга. В эту ночь он настойчиво советовал Тотлебену оставить у Ацкурской крепости лишь небольшой отряд для осады, а с остальным войском немедленно двинуться к Ахалциху. Грузины были расположены к юго-востоку от Ацкури, на склонах ущелья, ведущего к Рокити. Русские части стояли севернее. Они могли быстро миновать мост и начать наступление в сторону Ахалциха. К тому времени, когда русская пехота приблизится к Ахалциху, кавалерия Ираклия, обойдя Рокити, успела бы подойти туда же. Начинать осаду Ацкурской крепости — бесполезно. Артиллерия не в силах разрушить стены. Союзное войско падёт духом, провиант кончится, и поражение неминуемо. Но Тотлебен упрямо возражал. По его мнению, ветхие стены Ацкурской крепости не выдержат и одного залпа. В течение получаса стены будут разрушены и крепость взята штурмом. В ней они найдут уйму провианта. А затем можно продолжать поход.