Ираклий призвал мушрибов, они ещё раз обсудили вопрос о снабжении и после долгого совещания порешили обеспечить провиантом русское войско до вторжения в Ахалцихское ханство, грузинское же предупредить об экономном расходовании хлеба, а некоторой части воинов выдать вместо хлеба деньги. На них грузины могли купить провиант в близлежащих деревнях.
Поход был отложен; Ираклий нехотя на это согласился. Он чувствовал, что Тотлебен умышленно ищет причины, чтобы отсрочить движение войска в сторону Ахалциха.
Ираклий был поглощён этими мыслями, когда дворецкий доложил ему, что пришли русские офицеры и просят их принять. К Ираклию иногда наведывались офицеры, всегда встречавшие радушный приём. Он и теперь приказал дворецкому принять их и позвать Давида Орбелиани, царевича Левана и дежурного мдивани.
Моуравов счёл неудобным остаться при царе, так как знал, по какому делу явились офицеры. Он попросил у Ираклия разрешения не присутствовать на аудиенции. Ираклий знал всех пришедших, кроме Чоглокова и Назарова. В палатку вошли майор Ременников, капитан Платов, поручик Дегралье и штаб-офицер Зубов. Ременников представил Ираклию Чоглокова и прибавил, что этот офицер приехал добровольцем.
Назаров перевёл его слова царю и добавил:
— Насчёт этого офицера, ваше величество, доложу отдельно.
Ираклий удивился, что среди русских оказался человек, свободно владеющий грузинским языком, и спросил:
— Где ты научился говорить по-грузински?
— Я родился в Грузии, — ответил Назаров. — Отец мой служил у царя Теймураза, потом переселился в Моздок… Я тогда был ещё мальчишкой. Позже я поступил на русскую службу. Теперь судьба вновь привела меня в родные места Да не лишит меня бог ваших милостей.
Ираклий хотел что-то ответить, но в этот момент вошли царевич Леван, Давид и Бесики. Они низко поклонились царю, а потом приветствовали офицеров. Ираклий пригласил всех сесть на ковёр и сам подал пример. С чётками в руках и в чалме, Ираклий больше походил на мусульманского властелина, чем на грузинского царя.
Русским офицерам было трудно сидеть по-турецки. Они были в узких лосинах и с трудом сгибали ноги, мешали и шпоры. Офицеры вынуждены были сидеть, спираясь на руку, полулёжа. Чоглоков долго вертелся, пока наконец кое-как устроился.
Бесики приготовил чернила и перо, чтобы записывать, если понадобится, беседу.
— Давид, передай офицерам, что я готов выслушать их, — сказал Ираклий сардару, перебирая жемчужные чётки.
Давид провёл рукой по усам, некоторое время молчал, как бы не зная, с чего начать, и задумчиво глядя на изумительно вытканный кирманский ковёр.
— Господа офицеры, — наконец обратился Давид по-русски, — царь просит вас доложить, о чём вы хотите с ним говорить.
— Ваше превосходительство, — обратился Ременников к Давиду, — я беру на себя смелость доложить его высочеству, что если мы не примем решительных мер, то на славное российское воинство ляжет пятно позора, и притом не по его вине. Мы утверждаем, что генерал Тотлебен злодей и изменник. Я испытанный в боях офицер, в такой же мере опытны и мои друзья. Мы достаточно разбираемся в военной науке. Генерал Тотлебен в секретном порядке разослал инженеров и соглядатаев для изучения обороноспособности ваших крепостей. У нас создаётся впечатление, что его больше интересует ваша страна, чем поход на Ахалцих. Он собрал сведения о мощности вашей артиллерии. Если мы приехали сюда, чтобы воевать с турками, то мы должны были бы разведать прежде всего боевые силы врага, то есть ахалцихского хана. Однако на этот счёт он не предпринял никаких мер.
Давид перевёл Ираклию слова Ременникова.
Ираклий выслушал его, но ничего не ответил и продолжал перебирать чётки.
— Сегодня Тотлебен объявил офицерам строгий выговор и под угрозой ареста запретил посещать вас, — продолжал Ременников. — Спрашивается, что это значит? Если мы друзья и союзники, то почему же русские офицеры не могут бывать в гостях у грузинского царя? Ваше высочество, мы сражались во многих боях, в нашей преданности родине до этого никто не сомневался, а теперь этот остзейский немец из-за того, что мы питаем к грузинскому царю уважение, приравнивает нас к изменникам родины. Я вызвал бы его на дуэль, да он не примет моего вызова.
— Потому что он авантюрист! — воскликнул Дегралье.
— Как, как? — спросил Ираклий, когда Давид не перевёл ему слова «авантюрист».
— То есть… — замялся Давид, — авантюрист — это человек, который, не разбираясь в средствах, домогается создать себе имя и положение.
— Ах вот что! — промолвил Ираклий и продолжал перебирать чётки.
— Проволочка с наступлением, — продолжал Ременников, — позволяет врагу собрать и увеличить свои силы. Всё это может отразиться пагубно на наших боевых действиях и в конечном счёте привести к поражению. Поэтому мы решили, ваше высочество, арестовать Тотлебена и, пока императрица не убедится в правильности такого решения, просить вашего покровительства.
— Это невозможно, — ответил Ираклий.
Офицеры с удивлением переглянулись. Чоглоков хотел что-то сказать, но Ираклий жестом остановил его и продолжал:
— Тотлебен пока не совершил ничего преступного в отношении меня или вас, и его арест может вызвать нежелательные осложнения. Благодарю вас за преданность, но я не могу быть соучастником заговора. Из-за какого-то генерала я не хочу восстанавливать против себя русскую императрицу. Назначение Тотлебена или его увольнение — это право только самой императрицы. Она наградила меня орденом Андрея Первозванного, и на пасху Тотлебен должен вручить его мне. Что подумает её величество императрица, если узнает, что я иду против её ставленника? Я не могу вам приказывать, но по-отечески прошу не вовлекать меня в конфликт, который может возникнуть у вас с её величеством.