Бесики - Страница 31

— Дочь моя, ты красивая и хорошая, — сказала ей Дареджан. — Ты уже взрослая и должна держать себя солидно.

— Постараюсь, царица, — с дрожью в голосе ответила Анико.

— За тебя сватается один принц. Потому я и говорю, что тебе надо быть серьёзной. Ты хочешь стать царицей?

— Как прикажете, царица! — ответила обрадованная Анико. В эту минуту она вспомнила Бесики и подумала: «Вот, отплатила тебе!» Она показала бы ему язык, будь она одна.

Дареджан понравилась покорность Анико.

— Так вот, моя дочурка, — продолжала царица, — ты умная, царского происхождения, и ты будешь царицей. Не отдам же я тебя чужестранцу или магометанину! Ты будешь возле меня. Твой жених такой великан, что едва пройдёт в эти двери. И я о тебе забочусь, потому что ты умница и послушная.

Анико слушала с поникшей головой, теребя конец косы. Она даже не расслышала последних слов Дареджан. Ей представилось, что она бегает по парку с Бесики, тщетно пытающимся поймать её, и кричит ему: «А ну, если ты не трус, попробуй сразиться с моим женихом… Попробуй помешать моему замужеству!»

Дареджан хотела ещё что-то сказать Анико, но в это время в зал вошёл дворцовый чиновник и доложил о приходе господ мдиванбегов.

Дареджан встала и встретила их у дверей.

В зал вошли Чабуа Орбелиани, Иасэ Амилахвари, Иоанн Орбелиани и Теймураз Цицишвили. Чабуа возглавлял шествие; по обыкновению, левое плечо было у него поднято, а голова склонена набок. Ходил он как-то бочком.

По обычаю, вельможи стоя поклонились царице, а затем подошли к её руке.

— Мы слышали, что вы получили письмо от царя, — почтительно обратился Чабуа к царице. — Простите за смелость, но мы, не вытерпев, поспешили к вам, чтобы узнать, о чём гласит послание великого Ираклия.

— Хорошие вести сообщает мой царственный супруг, — ответила Дареджан. — Он приехал в Сурами, встретился с генералом Тотлебеном. Садитесь, господа, я прочту всё по порядку.

Дареджан села на трон и развернула письмо Ираклия. В зале вмиг воцарилась тишина, порой лишь слышалось лёгкое шуршание парчовых платьев.

Дареджан надела очки, пробежала начало письма, где царь писал о личных делах, потом, чуть кашлянув, стала громко читать:

— «…Я уже писал, что с царевичем Георгием я встретился в Уджарме. Войско привёл он превосходное, отборных воинов. На рассвете, когда мы были в Цилкани, к нам присоединился Мухран-Батони с двумя тысячами человек, и моё войско увеличилось до семи тысяч. Да пошлёт нам бог удачу. В Гори догнали мы царевича Левана, там остановились на некоторое время. Армяне просили разрешения на постройку церкви. Мы дали согласие и уделили им в дар триста миналтуни. Оттуда мы тронулись дальше и в сумерки благополучно подошли к Сурамской крепости. По дороге застиг нас дождь, укрыться было негде, и мы промокли. Переночевали у коменданта крепости, который принял нас с большим почётом. Утром прискакал гонец с известием, что идёт русское войско. Мы выстроили наше войско. В сопровождении Левана и Георгия я встретил русских: это было великолепное зрелище. Впереди шли музыканты. Выслушали рапорт графа и произвели смотр русскому войску. Русские встретили нас криком «ура». Потом сели пировать. Русские офицеры очень хвалили нас, мы, в свою очередь, наговорили им любезностей. Потом пели и плясали. Бесики…

Дареджан, не прерывая чтения, украдкой бросила взгляд на Анну — Анна встрепенулась.

Зашевелилась и Анико. С загоревшимися глазами она подалась вперёд. её движение заметила только Майя. Она сжала губы и наклонила голову. «Неужели и эта тоже влюбилась в Бесики?» — подумала она со злостью.

— «…Бесики всех поразил своим несравненным пением и прекрасными стихами, — продолжала читать Дареджан. — Он прочёл множество стихов, а голос его, как вам известно, удивительный. Мы дали ему теперь полный чин мдивани и подтвердили звание жалованной грамотой. Пусть бог пошлёт ему счастье. Вечером устроили джигитовку. Донские казаки удивили нас своим искусством. На полном скаку они рубили саблями воткнутые в землю толстые прутья, а один из казаков повесил на верхушку прута фуражку. При каждом круге, на всём скаку, он так ловко срубал конец прута, что отрубленная часть падала на землю, а фуражка продолжала висеть на пруте.

Затем пожелал принять участие в этом состязании и царевич Леван. Он велел поставить два прута: один с правой, другой немного подальше, с левой стороны пути, и повесить на них фуражки. Он с такой ловкостью срубил сперва верхушки левого, а потом правого прута, что ни на одном из них фуражка не шевельнулась после взмаха сабли. Это было изумительное зрелище, и я благодарен всемогущему богу, что он дал мне такого сына. Русские приветствовали царевича громким «ура». Офицеры целовали его в плечо.

Потом настала очередь наших воинов. К концу шеста прикрепили серебряную чашу и начали состязание по меткости в стрельбе.

Но граф Тотлебен вдруг отдал распоряжение, чтобы русские немедленно построились в колонны, и он их увёл куда-то. Мы были обескуражены Я велел узнать, что случилось. Оказалось, Тотлебен приказал перенести лагерь русских в достаточное отдаление от нашего лагеря и под страхом смертной казни запретил русским солдатам общаться с нашими воинами. Нас это крайне поразило, и мы терялись в догадках: что сие могло означать? Потом выяснилось, что мои воины начали брататься с русскими солдатами, менять пули и, делая надрезы на руках, смешивали свою кровь. Вам известно, что этот обряд считается священным и что такой побратим считается родным братом. Русским солдатам это объяснили, и когда несколько наших воинов предложили русским солдатам побрататься, они охотно согласились. После этого все наши солдаты пожелали иметь побратимов, и началось повальное братание. Это событие нас так обрадовало, что я уже готов был отпраздновать его пиршеством, отпустив для этого две тысячи вёдер вина. Но вышло совеем иное: Тотлебен увидел случайно обряд побратимства и спросил, что это такое. Когда ему объяснили, он рассвирепел и велел перенести лагерь русских и окружить его часовыми.