Бесики - Страница 23

Леван был так зол, что чуть не ударил его плетью.

— Где ты шлялся до сих пор? — прогремел Леван. — Перевернули весь город, а тебя нигде не нашли. Скачи сейчас же, догоняй Моуравова, он, вероятно, уже во Мцхете.

Леван ударил плетью абхазского коня Бесики. Взбешённый конь так резко сорвался с места, что Бесики еле удержался в седле. Леван расхохотался, и Бесики понял, что гроза миновала. Повернув абхазку в сторону Мцхеты, он пустился догонять Моуравова.

Лиахва сильно разлилась, и Тотлебену пришлось целый день простоять у Цхинвали. Бурная река снесла все мосты, а брода не могли найти. Проводники советовали генералу подняться в Кехви, там Лиахва была стиснута в узком ущелье и со скал можно было перекинуть брусья для моста. Тотлебен отказался и предпочёл другой способ переправы. С большим трудом протянули через реку канат и, приспособив к нему паром на бурдюках, начали переправлять войско. В один рейс переправлялось до двадцати человек.

Донские казаки и калмухцы, не дожидаясь парома, пустились на конях вплавь. Казакам, привыкшим к спокойным рекам, было трудно переправляться, и многих из них унесло течением.

Поднялся крик и гам. Цхинвальцы бежали по берегу и криком ободряли пловцов. Одни тащили верёвки, другие — длинные палки. Всякий старался помочь, чем мог. Всё же десяток казаков снесло на порядочное расстояние, и за поворотом реки они скрылись из виду. Их считали уже погибшими, но через час казаки явились невредимыми, но мокрые и продрогшие. Они кинулись греться к кострам, зажжённым на берегу ранее переправившимися товарищами. Цхинвальский моурав послал солдатам вино в больших буйволиных бурдюках.

Тотлебен со штабными офицерами следил с горы за переправой. На этой горе, откуда виден был весь Цхинвали как на ладони, стояла довольно высокая башня, сторожем при которой был старик Беруча. Когда Тотлебен взошёл на гору и приблизился к башне. Беруча, преклонив колено, приветствовал генерала.

— Кто он такой? — спросил Тотлебен.

— Караульщик, — ответил переводчик.

— Гарнизон сей непобедимой крепости? — засмеялся Тотлебен и, повернувшись спиной к Беруча, стал смотреть на Цхинвали.

Старик не ожидал такого обращения: и царь Теймураз и царь Ираклий относились к нему уважительно — преклонённому помогут встать, обязательно пожалуют в башню, расспросят о семье, скажут несколько тёплых слов и наградят.

Старик, недовольный встречей, вернулся в свою башню и по самодельной лестнице поднялся на верхушку. Отсюда была хорошо видна вся местность до самого Горисджвари. Обязанность Беруча заключалась в наблюдении за окрестностью. Если показывался враг или следовал тревожный сигнал с другой башни, он должен был подавать соответствующий сигнал — зажигать на вышке сырую солому или обрезки лоз. Дым от соломы был беловатый и означал прибытие своих, лозы же давали дым чёрного цвета, и это возвещало о появлении врага.

Беруча не знал теперь, что зажигать — солому или лозу. Хотя он и слышал, что русская царица послала Ираклию на помощь войско против султана, всё же не знал, как действовать, и потому решил подождать. Он уселся на плоской кровле, положил рядом старую кремнёвку и с любопытством стал следить за переправой войска.

Ещё и половина солдат не была переправлена, когда Моуравов, сопровождаемый русскими чиновниками и подоспевшим Бесики, догнал отряды Тотлебена. Все сошли с коней и поднялись на гору.

Тотлебену наскучило следить за переправой войск, и он развлекался игрой в карты с офицерами.

Когда доложили о прибытии Моуравова, генерал лишь кивком головы приветствовал прибывших и продолжал играть. В момент прихода Моуравова он проиграл триста рублей. Обозлённый, он отшвырнул карты и обратился к Моуравову:

— Вот несчастье, всякий раз, когда вы приходите, я проигрываю!

— Главное, ваше превосходительство, выиграть войну, а в карты сегодня проиграем, а завтра выиграем, — с улыбкой сказал Моуравов.

— Если у вас такой дурной глаз, то и войны не выиграем, — ответил, хмурясь, Тотлебен, встал и оглядел прибывших.

Моуравов представил своих чиновников. Старших по чину Тотлебен удостоил поклона, Рейнегсу подал руку, по остальным лишь скользнул взглядом. Заинтересовал его лишь Бесики. Тотлебен с любопытством уставился на юношу, выделявшегося благородной осанкой. У Бесики словно тонкой кистью были очерчены чёрные брови и ресницы, и привлекали внимание вдумчивые миндалевидные глаза.

— Это кто такой? — спросил Тотлебен.

— Придворный поэт, князь Габашвили, — сообщил Моуравов.

— Ого, а я думал принц. Поэт! Кому это надо? Мужчина первым долгом должен быть кавалеристом, а потом чем угодно. Поэт… Да-а, если здешние поэты такие, как он, то воины должны быть голиафами.

— Про голиафов, ваше превосходительство, не могу сказать ничего, но грузины — отличные вояки, — ответил Моуравов.

— Вы, кажется, по происхождению грузин?

— Да.

— Вы изменили родине, перешли на службу к русским и теперь, хваля Грузию, хотите искупить своё преступление? — шутя сказал Тотлебен.

— Во всяком случае, ваше превосходительство, вы меньше всех можете упрекать меня в измене своей родине, со сдержанным негодованием ответил Моуравов.

Тотлебен понял, что пошутил опрометчиво, и постарался исправить ошибку.

— Не обижайтесь, это всё карты виноваты. Когда я в проигрыше, сам не ведаю, что болтаю. Скажите мне, пожалуйста, правда ли, что Ираклий ведёт ко мне пятидесятитысячную армию?

— Изволите шутить, ваше превосходительство. Если бы у царя Ираклия было столько войска, ваша прогулка по этой стране была бы лишней. Он может собрать пять тысяч воинов, и то через силу.