Бесики - Страница 198

198

— Скажите, чего вы хотите от меня? Зачем вы наносите мне это оскорбление? В чём я провинился, что вы обращаетесь со мной, как с разбойником?

— Ты хуже разбойника, — ответил Херхеулидзе вместо судьи. — Почему ты не отвечаешь на мои вопросы?

— Меня зовут Бесики.

— Из какого ты рода?

— Из рода Габашвили.

— Хорошо. Ну, теперь расскажи судье, какие преступления ты совершил против его величества, царя Грузии Ираклия?

— Никаких.

— Как это никаких? Что ж, значит, государь напрасно приказал тебя взять под стражу? Поглядите-ка на него! Не хватает, чтобы он обвинил государя в несправедливости!

— Говорю тебе, я не совершал никаких преступлений!

— Джалил!

Снова нечеловеческая боль заставила Бесики сначала застонать, а потом закричать звериным, душераздирающим криком. Из глаз его хлынули слёзы, жилы на висках надулись, пот струями полился со лба.

— Говори! — не отставал от него чиновник.

— Никаких, говорю тебе… Ох! Скажу… всё скажу.

Херхеулидзе сделал знак рукой палачу. Бесики перевёл дыхание.

— О чём говорить, не знаю… Не могу же клеветать на себя! Вы сами скажите, в чём я обвиняюсь, а я отвечу — правда это или нет.

— Ты сам лучше всех знаешь свои грехи. Сознайся, и дело с концом. И нас не мучай и самого себя. Ведь всё равно мы заставим тебя во всём сознаться!

Бесики внезапно что-то вспомнил и обратился к Теймуразу:

— Судья, почему ты обращаешься со мной не по закону?

— Что ты имеешь в виду?

— Разве в законах царя Вахтанга не сказано, что, если царь повелевает предать кого-нибудь пытке или казни, исполнитель царской воли обязан повременить в течение тридцати дней, так как царь за это время может смилостивиться и простить обвиняемого. Так это или нет?

— Да, есть такой закон! — согласился Теймураз. — Я о нём совсем позабыл! Джалил, развяжи заключённого. Наутро доложу государю, — как он прикажет, так и поступим.

Все трое вышли из камеры. Джалил развязал руки Бесики, собрал свои орудия и пошёл за стражами, которые унесли факелы, чтобы посветить судьям.

Бесики снова оказался в кромешном мраке. Обессиленный перенесённой пыткой, он улёгся на холодный пол и стал широко раскрытыми глазами глядеть в темноту. Огненные точки плавали перед его взором. Они кружились, как светлячки. Бесики закрыл глаза, но светлячки не исчезали; они роились в темноте, летали во всех направлениях и то потухали, то снова загорались.

Долго царило вокруг мёртвое молчание. Но вдруг снова раздался звук отпираемого замка, дверь отворилась и в камеру вошёл тюремный сторож с факелом в руке.

— Ушли, проклятие! — сказал он и присел около Бесики. — Ну, как ты себя чувствуешь, Бесики? Всё ещё болит?

— Болит, разумеется. Но кто ты такой? Я тебя что-то не узнаю.

— Неужели не узнаёшь? — удивился сторож. — Ох, смотри, что сделали с человеком — знакомых не узнает? Кушать хочешь? Хочешь, я тебе вина принесу? Оно сразу вернёт тебе силы.

— Не боишься?

— Чего бояться? Начальника стражи здесь нет, юзбаш тоже только что ушёл. Больше мне бояться некого. Потерпи малость, я сейчас вернусь.

Сторож ушёл и скоро вернулся с кувшином вина и небольшой сумой, из которой он извлёк глиняную чашу и немного пищи.

— На, выпей! — Сторож налил вина в чашу и протянул её Бесики. — Что, руки болят? Дай-ка, лучше я сам тебя напою. — Он просунул руку под спину Бесики, осторожно приподнял его и поднёс к его губам чашу с вином, после чего предложил ему кусок хлеба с сыром.

Бесики отрицательно замотал головой.

— Не хочу. Лучше достань мне немного сена на подстилку.

— Сена? Это дело лёгкое. Сейчас принесу столько, что хватит и подстелить и покрыться. Эх, знал бы ты, что творится в городе из-за твоего ареста! Люди плачут, сокрушаются — нашего, говорят, певца бросили в темницу. Цеховые старшины решили обратиться к царю с прошением: дескать, этот человек дарил нам радость. Как бы ни было велико его преступление, мы хотим выкупить его кровь. Вот какие дела!

Сторож снова ушёл и вернулся с такой огромной охапкой сена, что едва пролез в дверь. Он расстелил сено на полу и помог улечься Бесики, который с трудом дополз на коленях до своего убогого ложа.

— Ах ты, несчастный, как они тебя отделали! И за что они тебя так? Ничего плохого ты не сделал, никого не убил, никого не ограбил… Должно быть, наябедничали на тебя злые люди.

Бесики снова пришли на ум зловещие слова Анны: «Приду посмотреть на тебя, когда будешь покойником». Он вспомнил ужасную боль, которую испытал во время пытки, посмотрел на свои истерзанные, беспомощно распростёртые руки, и страшная злоба поднялась в его груди. Он решил послать Анне записку.

— Слушай! — сказал он сторожу. — Как твоё имя?

— Георгий я, Наникашвили. Вспомнил теперь?

Ах, так это ты, Георгий! — Бесики сделал вид, что узнал сторожа, хотя на самом деле имя это ничего не говорило ему. — Так вот, Георгий, у меня есть просьба к тебе.

— Приказывай!

— Ты должен достать мне бумагу, перо и чернила.

— Бумагу? Где же мне её достать?

— Не сейчас, нет. Завтра сходи к книжнику Иасэ, что живёт около Сионского собора, и передай ему мою просьбу. Он даст тебе всё, что мне нужно, а ты принесёшь сюда. Понял? Мне необходимо написать письмо к одному человеку. Надеюсь, что эта проклятая боль пройдёт до завтра и я смогу двигать рукой.

— Хорошо. Это дело не трудное. Рассчитывай на меня. Больше тебе ничего не нужно?

— Ничего, мой Георгий. А теперь ступай отсюда, чтобы никто не застал тебя здесь.

198