— Хорошие?
— Стоит посмотреть. Есть там мастера — резчики, гравёрами называются. Посмотрел бы, с каким искусством они вырезают рисунки, — право, изумишься!
— И так же хорошо печатают?
— И так же искусно печатают. Я привёз оттуда книги… Русские, иностранные и грузинские. Ты ведь знаешь, что в Москве печатают грузинские книги?
— Молитвенники, часословы, псалтыри…
— Да, светских книг там не печатают.
— Молитвенников и здесь печатают немало. Склады полны церковных книг, а покупателей на них нет. В прошлом году напечатали тысячу штук псалтырей и ни одной не продали. Сейчас печатают Иоанна Дамаскина, должно быть, тоже не сумеют продать. Зато каждый день покупатели спрашивают «Витязя в тигровой шкуре». У них его нет — покупатели идут к нам, и мы переписываем экземпляр за экземпляром. Но все хотят иметь печатную книгу, редко берут рукописную. Печатные книги легче читаются, да они и красивее. Я просил митрополита Тбилисского, чтобы он разрешил мне напечатать хоть одну эту книгу. Я и расходы взял бы на себя и всё что хочешь готов сделать, лишь бы он отдал мне типографию внаём. Какое там! Рассердился и с тех пор покоя мне не даёт; переписываете-де бесовские книги, народ развращаете, и потому никто не покупает духовных книг. Представь себе, грозился даже, что когда приедет католикос, то меня совсем выселят из Тбилиси…
— За что?
— Откуда я знаю? У него книги на складах гниют, а я виноват! Оказывается, непроданных книг набралось на две тысячи с половиной туманов. Конечно, типографии трудно выдержать такие убытки. А светских книг они ни за что не хотят печатать. Говорят, что сначала надо сбыть имеющийся товар. В Тбилиси нет покупателей на церковные книги, а из других городов и из деревень никто не приезжает. Всякий боится с места сдвинуться. Путешествовать можно только в сопровождении трёхсот человек, не меньше. Такую свиту и царевичам трудно раздобыть, куда уж нам, простым смертным!..
— Не горюй, мой Иасэ, — утешал Бесики старого книготорговца, — скоро все наладится, вот увидишь…
— Эх, как же наладится, когда вы вернулись из России ни с чем? Войска-то с собой вы не привели!
— Может быть, это и к лучшему. Своё собственное постоянное войско соберем…
— Напрасные мечты. Постой, куда ты торопишься?
— Скоро опять навещу тебя, мой Иасэ, — ответил Бесики уже из-за дверей.
— Постой, не хочешь ли посмотреть свои стихи? Я переписал маленькую книжку, и теперь весь город мне покоя не даёт. Послушай, что я расскажу!.. — кричал ему вслед Иасэ, но Бесики был уже далеко.
Он надеялся встретить во дворце Анико, которая, по его расчётам, должна была прийти повидать Левана, но надежды его не оправдались.
Во дворце было много народа. В царских покоях, ожидая аудиенции, толпились высшие сановники и вельможи. В нижнем этаже собрались секретари, мушрибы и другие лица, меньших должностей. Окружив одного из спутников Бесики, письмоводителя Георгия Степанашвили, они расспрашивали его обо всём, что он видел в России. Заметив Бесики, все бросились ему на встречу и окружили его тесным кольцом. Тем временем Степанашвили, которому порядком надоели расспросы, потихоньку выскользнул из комнаты.
— Ну-ка, рассказывай! — нетерпеливым тоном потребовал от Бесики Соломон Леонидзе. — Авось, хоть ты объяснишь мне, что случилось: мы совсем сбились с толку.
— Что же вам рассказать? Во-первых, приехали мы без русского войска.
— Это нам и без тебя известно.
— Во-вторых, Россия оказалась огромной страной.
— И это знаем. Ты расскажи нам, что там видел.
— Правда ли, что мужчина с усами не смеет показаться на глаза императрице? — спросил Манучар Туманишвили.
— Знатные люди действительно бреют усы и бороды. Право, если бы не брюки, мужчин нельзя было бы отличить от женщин. Волосы у них длинные и по-женски заплетены в косы или рассыпаны локонами по плечам. А брюки на них такие, что по-нашему скорее похожи на исподние.
— Постой, нашёл время разговаривать об усах да бородах! — прервал Бесики Соломон. — Ты скажи лучше: правда ли, что в России не существует наследственных должностей?
Бесики собрался было отвечать, но в это время в дверях показался слуга и громко обратился ко всем присутствующим:
— Кто здесь Габашвили? Супруга имеретинского царевича просит его к себе.
Бесики пришлось покинуть огорчённых слушателей и последовать за слугой.
Переступив порог комнаты, Бесики растерянно остановился: он не верил своим глазам и спрашивал себя, не привели ли его сюда по ошибке.
Можно ли было представить себе, что Анико так сильно изменится за каких-нибудь два-три года? Лицо её стало теперь ещё прелестней, чем раньше, но куда исчезли детски чистое его выражение и невинный взгляд? Перед Бесики была трепещущая от сдерживаемой страсти женщина с глубокими прекрасными глазами и влажными губами.
— Здравствуй, Бесики, — протяжно, чуть нараспев проговорила Анико и протянула к нему обе руки так, как будто хотела его обнять. Она усадила юношу рядом с собой, и беседа завязалась.
Анико заглядывала Бесики в глаза и улыбалась; Бесики было ясно, что предмет беседы ей совершенно безразличен. Глаза её понемногу затуманивались, внезапно она вздрогнула, схватила руку Бесики, потом засмеялась и тряхнула головой так, как будто хотела отогнать от себя дурные мысли.
— Ну как, — спросила она Бесики, — утомила тебя поездка в Петербург? Да? А почему? — Анико снова засмеялась и заглянула ему в глаза.
Этот бессмысленный вопрос смутил Бесики. Он не знал, как себя вести. Обычная смелость покинула его, он опасливо оглянулся вокруг, чтобы убедиться, что их никто не видит. Впрочем, внешне в их поведении не было ничего такого, что бы могло привлечь внимание постороннего зрителя. Они сидели рядом, но на достаточном расстоянии друг от друга, чтобы не нарушать приличий.