Бесики - Страница 163

163

Бесики молчал. Анна пристально смотрела на него и тяжело дышала. Маленький кинжал с серебряной рукояткой тускло блестел у неё в руке.

— Почему это невозможно? — Анна дотянулась до пояса Бесики и медленно вложила кинжал в ножны. — Говори, почему ты молчишь?

— Госпожа моя, неужели вы сами не чувствуете, что это невозможно? Что я скажу царевичу? Какую я могу выдумать причину?

— Скажи, что ты нездоров, что у тебя объявилась какая-то болезнь, что ты не можешь двигаться. Разве мало можно найти причин?

— Не поверят. Кроме того, когда Леван узнает, почему я обманул его, ведь он отрубит мне голову. Лучше вы сейчас своими собственными руками вонзите мне в грудь кинжал…

— Нет, Бесики, это ты должен рассечь мне грудь кинжалом. Так будет лучше. Бесики, милый мой, единственная моя отрада, молю тебя, останься со мной… Ты должен, слышишь, должен сделать невозможное. Помни, что твоя Анна ни минуты не сможет жить без тебя. Что тебе надо в далёкой холодной России? Останься здесь со мной, не бойся ничего. Я буду твоей покровительницей и госпожой. Ох, сейчас я узнаю, любишь ты меня или нет!

— Ваша светлость!..

— Погоди. Если любишь — останешься, если нет — уедешь. Сейчас же ступай к Левану и, как только получишь ответ, немедленно сообщи мне его. Я буду ждать тебя здесь. Я не принуждаю тебя, поступай так, как подскажет тебе твоё сердце…

И Анна, слегка подталкивая Бесики, выпроводила его из комнаты. Потом она приказала служанке зажечь огонь в камине, расположилась в кресле перед огнём и при свете большой восковой свечи до рассвета читала «Витязя в тигровой шкуре». Когда же утренний свет затмил сияние свечи, она приказала слуге приготовить лошадей и немедленно, закрыв лицо покрывалом, выехала в Дманиси.

Пятого января стояла ясная, но холодная погода; солнце совершенно не грело. Закутанную в бурку Анну знобило после бессонной ночи. Она усиленно подгоняла свою лошадь и ни разу не обернулась назад, в сторону Тбилиси.

Пятого января 1773 года, ровно через год после отъезда из Тбилиси, в бревенчатом доме на главной улице Астрахани, где помещался, царевич Леван, собрался весь состав посольства. Надо было решить вопрос: ждать ли дальше приглашения из Петербурга или возвращаться на родину? ещё 29 января прошлого года посольство прибыло в Астрахань, где его задержал губернатор Никита Бекетов, со всею учтивостью заявивший царевичу, что до получения соответствующего решения от её императорского величества он не имеет права пропустить дальше представителей грузинского царя. Губернатор обещал царевичу и католикосу немедленно послать в Петербург курьера и заверял их, что ответ получится не позже, чем через полтора месяца.

С тех пор прошёл год.

Больше всех страдал от ожидания Леван, которому не давала покоя оскорблённая гордость. Если бы не настояния католикоса Антония, он давно вернулся бы со всем посольством в Тбилиси. Правда, губернатор всячески старался развлечь царевича и даже устраивал балы в его честь, однако победить холодность Левана он не мог. Леван не прикасался к кушаньям за столом, а на кокетливых барышень, старавшихся привлечь его внимание, не поднимал глаз. Губернатор устроил специально для его развлечения охоту на волков, показывал ему бесчисленные табуны лошадей, возил его на судне по Каспийскому морю, но ничто не могло развеселить царевича. Бекетов всячески старался объяснить действия русскою правительства ссылкой то на наводнение, вследствие которого будто бы закрылись все дороги из Петербурга, то на чуму в Москве, заставившую установить повсюду карантины, но царевич ничему не верил. Левану, выросшему в стране, где гость считается посланцем божьим, будь то в царском дворце или в хижине простолюдина, непонятна была такая непочтительность к христианскому патриарху, к любимому сыну царя и, наконец, к самому царю Грузин. Поэтому он каждый раз выслушивал «объяснения» Бекетова с нахмуренным лицом и всячески давал ему почувствовать своё глубокое возмущение.

Когда, проснувшись утром 5 января 1773 года, Леван вспомнил, что истёк уже год с тех пор, как они покинули Тбилиси, он тотчас же вскочил с постели и приказал слуге позвать к нему для совещания всех сопровождавших его князей, дворян, епископов и священников. Приглашать католикоса он отправился сам. Когда все члены посольства были в сборе, Леван обратился к присутствующим со следующими словами:

— Я думаю, что нам не стоит больше ждать. Мера оскорблений переполнена, и мы могли убедиться в непочтительном отношении к нам со стороны петербургских властей. Правда, духовный отец наш, его святейшество католикос Атоний советует нам терпеливо ждать, но, по-моему, лучше поскорее покинуть эти места, дабы не подвергаться дальнейшим унижениям. Русские войска, оказывается, полностью выведены из Грузии. Чего же мы здесь ждём? Ясно, что императрица решила порвать с нами. Вот уже год, как она заставляет нас ожидать у своих дверей, не желая принять хотя бы в качестве простых гостей! Я решил вернуться в Грузию и надеюсь, что его святейшество согласится со мной.

— Я думаю, сын мой, что раз мы уже потеряли так много времени, то можем подождать ещё две недели. Ведь ещё не получен ответ на новое, недавнее письмо губернатора к императрице. Кроме того, мы не можем вернуться домой без разрешения государя нашего, царя Ираклия.

— Я беру на себя всю ответственность и сам предстану перед государем, — прервал католикоса Леван, — только уедем отсюда! Достаточно с меня унижений!

— Эх, сын мой, мы приехали сюда затем, чтобы решить судьбу нашей страны, а для этого, если потребуется, можно вынести и большие унижения.

163