С сияющими глазами шла Анико из сада, когда встретила по пути Бесики и услышала от него, что она не должна принимать всерьёз их любовь, что ей нужно забыть обо всём, что было между ними.
— Я только пошутил, — добавил Бесики. — Разве допустимая вещь — любовь между нами?
В первую минуту Анико показалось, будто её окатили холодной водой, она вздрогнула и растерянно заморгала глазами; затем, придя в себя, она пристально поглядела на Бесики и, убедившись, что он не шутит, вдруг с такой силой ударила его по лицу, что на его щеке появился отпечаток всех её пяти пальцев. Гордо подняв голову, она быстро прошла в свою комнату, едва сдерживаясь, чтобы не разрыдаться.
— Что это ты написал, юноша? — Леван взял в руки листок, прилёг на тахту и начал читать: — «Сад тоски…»
— Не надо, не стоит читать! — Бесики протянул руку, чтобы вырвать листок.
Леван отвёл руку Бесики.
— Погоди, дай прочесть. Я хочу узнать, что за тоска овладела тобой, пока меня не было здесь:
В сад тоски влекла меня прохлада,
Розу мнил сорвать у водопада,
Но таилась хитрая засада:
Мне стрела досталась, не услада…
— Кто же эта роза? Говори сейчас же!
— Никто. Разве каждое стихотворение, написанное поэтом…
— Молчи! Знаю я твои проделки.
Бесики вновь попытался отобрать стихи у Левана.
— Прочтём потом.
— Да погоди же!
Изменил ты розовому краю…
Убери руку!
Для другой горит твоя лампада.
Бесики отнял наконец листок у Левана, который расхохотался, прочитав последнюю строчку.
— Скажи правду, которая из женщин упрекает тебя в непостоянстве? Супруга ага Ибреима? Но ведь у тебя сейчас должен быть медовый месяц: ага уехал в Россию. Впрочем, кажется, я всё понял. Ты явился к ней, как Автандил к Фатьме, а она выпроводила тебя вон!
Утомлённому делами Левану хотелось отдохнуть, он был расположен шутить и забавляться. Он приказал затопить камин в большой комнате и в ожидании ужина развлекался беседой с Бесики. Бесики же, которому хотелось расспросить царевича об интересовавших его делах, всё время старался изменить направление разговора, тем более, что Леван своими добродушными шутками бередил его душевные раны.
— Ты слышишь? Говори сейчас же, кто эта другая, для которой горит твоя лампада? — настаивал Леван.
— Когда государь изволил вернуться?
— Ты отвечай лучше на мой вопрос! Не твоё дело, когда изволил вернуться государь. Кто она? Сандухт? Или Ашхени? Ну чего молчишь? Ох и устал же я! Столько времени в седле, а завтра опять ехать, на этот раз в Мухрани, на помолвку Анико с имеретинским царевичем.
— Я должен сопровождать тебя?
— А как же? Ты правитель моего двора, мой министр и мой постельничий… Кстати, как идут мои постельные дела с Малалой? Я могу её повидать сегодня ночью?
— Я хочу попросить, ваше высочество, кое о чём…
— А ну-ка, вставай! — И Леван слегка подтолкнул Бесики носком сапога. — Уселся у меня в ногах, точно ангел смерти!
— Ангел смерти не садится в ногах, царевич!
— Зажги свечи. Не видишь, темно. Позови дворецкого, пусть несёт всё, что полагается для ужина.
Пока Бесики звал слуг, явились и гости. Пришли мдиванбег Рамаз, Сулхан Бектабегишвили и Агабаб Эристави. Предводительствовал ими Давид Орбелиани, который, войдя в комнату, сразу закричал:
— А ну-ка, шурин, где твой ужин?
— Сейчас! Всё готово! — Леван встал, чтобы приветствовать гостей. — Пожалуйста! Кого я вижу! Это ты, Агабаб? Когда ты вернулся?
— Только что, — ответил Агабаб и погладил свои длинные усы, словно собирался заложить их за уши. — Мы уже давно были бы здесь, но обоз с добычей задержал нас.
— Крепость взяли?
— Разве вам не докладывали?
— Я ничего не знаю.
— Мы овладели городом и разрушили деревни. Взяли бы и крепость, но российский уполномоченный Львов посоветовал нам оставить её. Он считает, что пользы от этой крепости не будет никакой, так как вплотную над ней расположено плоскогорье и она совершенно беззащитна. Достаточно врагу занять плоскогорье, и несколько стрелков перебьют весь гарнизон. Держать войска в Хертвиси нет никакого смысла: зимой дороги в Грузию будут отрезаны, и турки, которые занимают Ацквери, Ахалцих и Ахалкалаки, будут иметь полную возможность вернуть себе Хертвиси.
— Это правда, — заметил Леван.
— Так как у нас не было пушек, мы и решили не трогать запертый в крепости маленький гарнизон. А добычи у нас так много, что мы еле её привезли.
— И сверх того ещё около двухсот человек взято нами в плен, — добавил Давид и нетерпеливо оглянулся. — Где же икра, балык, форель, карпы?
Давид был в прекрасном настроении. С тех пор как он убедил Ираклия помириться с турками, отношения зятя с тестем стали исключительно близкими и тёплыми. Ираклий убедился, что события развивались в точности так, как предвидел Давид, и потому он опять стал внимательнее прислушиваться к советам зятя. Царь понял, что нельзя сидеть сложа руки в надежде на чужую помощь и что такое поведение смертельно опасно для государства.
В беседах с царём Давид решительней, чем прежде, настаивал на необходимости создать грузинское постоянное войско. Ираклий соглашался с ним, но решил предварительно ещё раз попытать счастья в переговорах с Россией и, если окажется невозможным получить от неё вспомогательное войско, постараться добиться хотя бы займа на то время, пока не начнётся разработка ахтальских руд. Давид не стал с ним спорить, хотя был уверен в неуспехе переговоров с Россией.