Бесики - Страница 137

137

Анна очень обиделась на бестактность племянницы. Слова Тамары показались ей прозрачным намёком на её отношения с Бесики.

— Да, мне бы давно следовало уехать, — сдержанно ответила она, — но меня задержали покупки… Скоро свадьба Анико. Ты сама хорошо знаешь, сколько хлопот с приданым.

Тамара как-то двусмысленно — так показалось Анне — улыбнулась. Анна вспылила и, нахмурившись, встала, чтобы уйти.

— Куда вы, тётушка? — стала удерживать её Тамара. — Почему вы вдруг заторопились?

— Поделом мне! Снисходя до дружбы с ребёнком, выросшим у меня на руках, я должна была ожидать, что мне будет заплачено неблагодарностью…

— Чем я вас так оскорбила? — сказала Тамара, глядя в глаза Анне.

Ей хотелось примириться с тёткой, успокоить её, попросить прощения, но какое-то непонятное злое чувство овладело ею, и она не только не находила слов примирения, но еле сдерживалась, чтобы не сказать какую-нибудь дерзость. ещё до замужества Тамара знала, что происходит с её тёткой; она слышала о любви Анны к Бесики и в душе сочувствовала ей. Но это было до замужества, а после него характер Тамары очень изменился. Она утратила свою прежнюю весёлость, стала необычайно ревнивой, набожной и строго осуждала всякое проявление женского легкомыслия и кокетства, одним словом, стала ханжой.

Чем больше старалась Тамара успокоиться, тем сильнее овладевало ею злое чувство к Анне. Слово за слово, и дело дошло до резкостей. Тамара позволила себе сказать тётке: «Человек не должен делать того, что ему не подобает». Анне едва не сделалось дурно от этих слов. Неизвестно, до чего дошла бы размолвка, если бы не подоспел вовремя царевич Леван. Он посмотрел на сестру и на тётку: первую пожурил, вторую стал успокаивать ласковыми словами и попытался примирить обеих женщин.

— Чего ради вы ссоритесь, хотел бы я знать! Имений вам не делить, денег — тоже. И это — знатные дамы, близкие родственницы, члены царской семьи!

Анна ничего не ответила Левану и, не медля ни минуты, покинула дом Тамары.

Леван сердито взглянул на сестру и вышел вслед за тёткой. Дорогой он всячески старался рассеять Анну. Чтобы развлечь её, он принялся рассказывать смешные истории и не отставал от тётки, пока не рассмешил её. Анна как будто успокоилась. Но, как только она осталась одна, тоска снова овладела ею, и она до поздней ночи просидела в молчании у открытого окна. Потом, улёгшись в постель, она велела слугам потушить свечи и всю ночь пролежала с открытыми глазами, вглядываясь в темноту. Когда наконец слёзы потекли из её сухих глаз, она почувствовала необычайное облегчение, почти блаженство. Она радовалась, что может плакать, сколько хочет, и слёз её никто не увидит.

Целую неделю не выходила Анна из своей комнаты. Когда ей сообщили о приезде Бесики, она сама удивилась равнодушию, с которым приняла это известие. С Анной произошло то же, что часто происходит с людьми, когда они заранее в мыслях переживают какое-нибудь страстно ожидаемое событие. Она столько раз и так ярко рисовала себе огромную радость встречи с Бесики, что сейчас, когда он вернулся на самом деле, она уже не испытывала ничего. Вернись Бесики раньше, Анна тотчас же кинулась бы к зеркалу, схватилась бы за румяна и белила, чтобы встретить возлюбленного во всей своей красе… А теперь она и не вспомнила о зеркале и даже не надела нового платья. Удобно расположившись на тахте, она спокойно продолжала читать «Висрамиани» и только тихо проговорила:

— Приехал? Вот как!

Но скоро это спокойствие сменилось тревогой. Бесики не навестил её в день своего приезда и даже не передал ей извинений, не сослался на неотложные дела. Если бы даже ничто не связывало их, Бесики был обязан сразу по приезде явиться к Анне, как к старшей представительнице царской семьи, засвидетельствовать ей своё почтение и доложить о своём возвращении из Ирана. Царя Ираклия и царицы Дареджан не было в это время в Тбилиси, а после них Анна была первым лицом в государстве. И в Анне всё сильней поднималось неудовольствие по отношению к Бесики. Она, дочь славного царского рода Багратиони, допустила этого юношу, простого, худородного дворянина, в свою опочивальню, а он и в грош не ставил своего счастья!

«Ради него я подвергаюсь смертельной опасности, ради него я переношу оскорбительные насмешки, провожу ночи без сна! Родная сестра грузинского царя жертвует собой для какого-то безвестного, худородного юноши, а он… Где бы он мог быть сейчас?..»

— Где Бесики? — спросила Анна проходящего мимо слугу.

— Не знаю, ваша светлость, — ответил удивлённый неожиданным вопросом слуга, почтительно склонив голову перед Анной.

— Разыщи его сейчас же!

— Слушаюсь.

— Впрочем, погоди, не надо. Когда он явится, доложи немедленно.

— Слушаюсь, ваша светлость.

— Когда он спросит, дома я или нет, отвечай, что сейчас узнаешь…

Слуга вышел. Анна снова погрузилась в свои бсспокойные думы. Несколько раз она заметила за собой необычайную рассеянность. Она целый час простояла у открытого сундука и, очнувшись, даже не могла вспомнить, что ей было нужно найти. Закрыв сундук, она пошла к окну и долго глядела на Метехи. Потом вдруг вспомнила, что её ждёт множество неотложных дел, оглянулась, чтобы позвать слуг, но не увидела в комнате никого и вышла в галерею. Тут она заметила Бесики, который рассматривал себя в зеркало.

Анна улыбнулась ему, но, когда молодой человек приблизился к ней, сурово сдвинула брови:

— Ты пьян!

— Простите меня, ваша светлость, — Бесики опустился на колени перед Анной. — мужество стало изменять мне. Надо мной собираются грозные тучи, вот-вот грянет гром… Опасаясь грозы, я не осмеливался к вам явиться. Не оттого, что я берег себя…

137