Бесики - Страница 83

— Быть может, Тотлебен и не ладит с государем, но, во всяком случае, но манифесту этого не видно. Царь Ираклий упоминается в нём сразу после российской императрицы, — продолжал Чабуа. — Между тем этих трёх офицеров — Ратиева, Чоглокова и Дегралье генерал именует изменниками и предателями интересов не только императрицы, но и нашего государя. Скажите, как это следует понимать, господин сардар?

— А вот как, господин Чабуа. Если государь завтра же не отошлёт всех троих связанными к Тотлебену, то генерал объявит и его изменником. Он обманывает всех грузин, называя этих офицеров изменниками, предавшими царя Ираклия, и требуя, чтобы никто не предоставлял им убежища. Он, конечно, прекрасно знает, что все трое находятся здесь, у нас, в Тбилиси.

Тем временем к беседующим подошли мдиванбеги Кайхосро Авалишвили, Иасэ Амилахвари и Теймураз Цицишвили. Увлёкшись разговором, они незаметно для себя вошли из приёмной во французскую гостиную, где их встретили придворные дамы во главе с Анной. Женщины засыпали мдиванбегов вопросами. Они хотели знать, что творится в стране и почему все объяты таким волнением.

— Неужели женщины настолько не способны иметь суждение о государственных делах, что их нужно держать в неведении?

— Никто этого не думает, — с улыбкой ответил Давид Анне, которая одною из первых обратилась к нему с этим вопросом. — Но неужели вы ещё ничего не знаете? Генерал Тотлебен издал манифест, в котором…

— Это мне известно, — прервала его Анна. — Но что случилось? Почему русский посол прибежал ни свет ни заря и так упорно добивался свидания с государем?

— Его величество отдал приказ арестовать Тотлебена, и это, естественно, встревожило русского посла.

— И не только русского посла, дорогая моя невестка! Нас эта весть взволновала ещё сильней, — сказал Чабуа. — Если государь не отменит приказа, нас ожидают большие неприятности. Это— не простое дело!

— Но и не такое уж опасное, ваше сиятельство! — успокоил Давид встревоженного мдиванбега.

Женщины в один голос поддержали Давида и заспорили с Чабуа:

— Государь не мог поступить иначе! Нужно унять этого наглого генерала, который ворвался в наш дом и своевольничает, как взбредёт в голову! Не хватает только, чтобы он потребовал наших девушек себе в невольницы! Может быть, вы хотите, чтобы дошло и до этого?

Женщины так дружно и с такой энергией атаковали Чабуа, что Давида разобрал смех. Он махнул рукой и пошёл в верхний этаж, где были расположены царские палаты.

В галерее Давид увидел нескольких молодых секретарей, стоявших, как тени, у стен и о чём-то шептавшихся между собой. Занавеси на окнах были спущены, и глаза Давида не сразу освоились после ярко освещённого зала с полутьмой галереи.

— Какие новости, молодые люди? — спросил он.

— А, господин Давид, — послышался знакомый голос, — пожалуйте!

— Соломон, вы? — сказал Давид. — Вот и Бесики, а кто же третий?

— Это я, Сулхан Туманишвили.

Секретари окружили Давида, который вполголоса спросил:

— Посол всё ещё у государя?

— Да, — ответил Соломон. — Вы желаете видеть его величество?

— Да, желаю.

— Не знаю, что вам ответить. Господин посол в присутствии государя сказал мне, чтобы я не впускал никого, потому что у него, дескать, важное и тайное дело к государю! Как будто мы не знаем, что у него за дело!

— Какие там тайны, мы слышали больше чем половину из того, что там говорилось. — шёпотом сказал Бесики Давиду, — Как только не изощрялся Моуравов! Он угрожал, что покончит самоубийством на глазах у государя, кричал: «Вот этим кинжалом рассеку себе грудь, если ваше величество хоть на йоту сомневается в моей преданности».

— Как, он обнажил оружие в присутствии государя? — удивился Давид. — Откуда он взял кинжал?

— Клинок лежал на письменном столе. По-видимому, Моуравов на него и показывал. Государь просил его встать и успокоиться. Должно быть, бедняга упал на колени перед государем. Он всё повторял, что ни минуты не хочет оставаться в живых, если государь не верит в его преданность, и умолял его величество не подчинять разум чувству, не поддаваться порыву и милостиво выслушать его.

— Ну, и что же было дальше? — нетерпеливо спросил Давид.

— Дальше я ничего не знаю, потому что разговор продолжался в более спокойных тонах и я не мог разобрать слов.

— Где Леван?

— Царевич пошёл к Ратиеву. Чоглоков прислал сказать, что у них будет небольшое совещание, и просил царевича присутствовать на нём. У них уже всё готово, ждут только провианта для похода. Как только припасы будут получены, Ратиев тотчас же двинется в путь.

— Как мне быть? Войти? — вопрос Давида был обращён скорее к самому себе, чем к секретарям. — Посла я не стесняюсь, но боюсь, как бы не было неприятно государю.

— Войдите, — посоветовал ему Соломон. — Пусть лучше государь будет недоволен, лишь бы не провалилось всё наше дело!

— Нет, так не годится. Если я понадоблюсь, государь сам позовёт меня. А я пока пойду к царице. Вы потом расскажете мне обо всём, что было, я же тем временем попытаюсь убедить государыню, чтобы она посоветовала его величеству не отменять своего приказания.

— Ваше высочество, пусть даже Ратиев сумеет арестовать Тотлебена и подчинить нам всё его войско. Но можно ли даже мечтать о том, чтобы с этой горсточкой солдат вторгнуться в Турцию, как это безрассудно предлагает Чоглоков? У генерала Румянцева одной только свиты пять тысяч человек да отборное войско в двести тысяч солдат, и всё же он ничего не может поделать против султана. За два года он не продвинулся дальше Измаила и Бухареста. Только легкомысленный Чоглоков может думать, что поход в Турцию — это приятная прогулка. Некогда султана не смогли победить даже крестоносцы, хотя они предприняли едва ли не десять походов и вели с собой армию почти всей Европы. Даже такой огромной стране, как Россия, даже такой стране тяжело вести войну с султаном. Неужели мы с помощью малочисленного отряда войск, незаконно перешедшего на нашу сторону, можем причинить заметный вред султану? Пусть даже нам удастся пройти Ахалцих, взять Карсскую крепость, что же дальше? Нам придётся в самом скором времени повернуть назад и воевать с карательными войсками разгневанной императрицы. Зачем нам ставить самим себе ловушку? Этого ли ещё не хватает нашей разорённой исстрадавшейся стране? Поверьте мне, государь, — я русский посол и должен трудиться только на благо России. Я обязан даже, если будет нужно, хладнокровно обречь Грузию на гибель, но знайте, ваше величество, что Антон Моуравов скорее пронзит себе грудь, чем причинит малейший вред своей Грузии, Чоглоковым и ему подобным нечего терять — это авантюристы, которые ищут славы и наживы. Они могут поставить всю Грузию на карту, как золотой, и, если проиграют её, бровью не поведут. На следующий день они переметнутся к шаху и там снова попытают счастья. Ну, а куда мы денемся, когда очутимся между двух огней, когда над нами будут занесены два меча — султана и императрицы? Нет, государь, лучше не будем восстанавливать Россию против себя, не поддадимся чувству справедливого гнева, терпеливо снесём все обиды. Сейчас не время прибегать к мечу — лучше действовать хитростью. Будем поступать так, чтобы и не унизить себя и не погубить дело, поддавшись порыву. Тотлебен уже причинил нам немало неприятностей, но, если мы будем действовать осторожно, он поплатится вдвойне!