— Ты забыл, что твой граф ещё недавно сидел в тюрьме, — развязно продолжал Чоглоков и сел, развалившись, на сундук, заменявший стул. — Да и вообще он ровно ничего для меня не значит.
— Как не значит? — удивился Львов. — Пока что он наш начальник.
— Скажи, пожалуйста, что ты нашёл в этом графе, что так отстаиваешь его авторитет? Вместо того чтобы лично вручить царю грамоты императрицы, ты даже не повидался с ним. Ираклий тебе этого не простит. Неужели ты не понимаешь, что императрица ведёт с Ираклием непосредственную переписку и, быть может, пишет ему о таких делах, о которых не должен знать Тотлебен?
— Если бы это было так, — возразил Львов, — мне бы поручили передать эти документы Ираклию тайно от графа. И я советую тебе, если не хочешь навлечь на себя гнев генерала, не ходи больше к Ираклию.
— Этого твоего любимого графа мы завтра арестуем и лишим всех прав! — бросил Львову раздражённый Чоглоков. — Я и Ременников уже договорились. Мы хотели арестовать его сегодня, но отложили на несколько дней.
Удивлённый Львов вскочил с табуретки и уставился на Чоглокова: он хотел прочесть по его лицу, шутит тот или говорит правду.
Нет, Чоглоков не шутил.
— Как можно арестовать графа без санкции императрицы? — спросил Львов.
— Можно.
— Вас отдадут под суд.
— Волков бояться — в лес не ходить! Что ж, будем отвечать, но и оправдаться сумеем… А тебе советую слушаться нас. Как только арестуем графа, командование передадим Ременникову. Он испытанный боевой офицер, и этот немец ему в подмётки не годится. Наша армия и грузинская составят такое мощное войско, что мы с ним и до Стамбула дойдём. Вот тогда и увидишь, какие разыграются события.
Львов задумался: выдать ли Чоглокова или держать его сторону? Опасно было и то и другое.
Надо было действовать осторожно.
— А Моуравов знает о вашем заговоре? — спросил Львов.
— Кажется, нет. Офицеры не говорили ему ничего.
— Многие вам сочувствуют? Неужели все недовольны?
— Почти все, но, как тебе известно, не каждый в силах быть зачинщиком. Главари — Ременников, Дегралье и ещё, знаешь, кто был бы с нами?
— Кто?
— Ратиев.
— Он ведь остался в Моздоке.
— Правда, но он, наверно, уже собрал отряд и теперь в дороге. Ничего, и без него справимся.
— Когда вы собираетесь арестовать графа? — Львов таким тоном задал вопрос, как будто и сам спешил с арестом Тотлебена.
— Завтра вечером.
— Я вас попрошу только об одном.
— О чём?
— Арестуете или не арестуете графа, это ваше дело. Я не могу принять участия в заговоре. Пока что лучше мне ничего не знать о ваших замыслах. Если хотите, чтобы в будущем я мог ходатайствовать за вас перед царским двором, пусть я буду лишь в роли случайного свидетеля.
— Струсил? Ха-ха-ха! Я думал, что ты решительнее, — смеясь, сказал Чоглоков, потом, дружески потрепав по плечу, добавил: — Нет, я шучу. Твоё предложение вполне разумно. В будущем ты нам пригодишься. А теперь в самом деле лучше тебе остаться в стороне. Значит, мы оба молчим?
— Молчим.
— Пусть будет так. Ну, прощай!
Чоглоков ушёл. А Львова охватило раздумье. Попробовал писать, но получилось нескладно. И он никак не мог подавить всё возрастающую тревогу. Львов лёг на войлочную подстилку, заложил руку под голову и стал размышлять. «Не донести ли о заговоре Тотлебену? А они, может быть, действительно арестуют графа. Потом? Потом, вероятно, обратятся к войску с воззванием и сделают Чоглокова верховодцем, как близкого ко двору человека. Но, может быть, Тотлебен уже знает о заговоре? Он арестует всех участников, и Чоглоков на допросе может сказать, что Львов знал о заговоре. И тогда, как там ни оправдывайся, Львов, пожалуйте вместе с заговорщиками в Сибирь…»
«Нет, я сейчас же должен обо всём сообщить графу, — решил Львов. — Потом, может быть, будет уже поздно».
Он вскочил и застегнул мундир.
По дороге к Тотлебену Львов встретил Рейнегса, который торопился, видимо, туда же.
— Что случилось, доктор? — крикнул Львов. — Почему вы так спешите?
Рейнегс вздрогнул, словно его поймали на месте преступления, но, увидя Львова, подавил смущение и спокойно его приветствовал:
— A-а, это вы, капитан, добрый вечер!
«Кажется, и он узнал о заговоре, — подумал Львов. — Почему он нёсся так стремительно к Тотлебену?»
— Что случилось? — повторил Львов свой вопрос.
— Ничего… Ничего особенного. Хочу повидать графа. И вы к нему?
— Да.
— Он в своей палатке? — спросил Рейнегс, прикидываясь несведущим простаком.
— В своей. Пойдёмте вместе.
Рейнегс хотел остаться с Тотлебеном наедине, и его никак не устраивало присутствие Львова.
«Этот дворцовый интриган, видимо, разнюхал что-то, — гадал Рейнегс, — и, вероятно, попытается у меня что-нибудь выпытать. Нет, голубчик, ты ещё молод, коготки не отросли. Ничего ты у меня не узнаешь».
Они заглянули в палатку Тотлебена. Граф сидел в расстёгнутом мундире у стола и при свече читал какую-то бумагу. Увидев Львова и Рейнегса, он положил бумагу на стол и пригласил их зайти.
— Уехал Салават? — спросил он Рейнегса.
— Уехать-то уехал, но… — со вздохом покачал головой Рейнегс.
— Не тревожьтесь. Вы можете считать, что он уже привёз то, что ему поручили, — успокоил его Тотлебен. Затем обратился к Львову: — Ну, капитан, что вы мне скажете нового?
— Ваше превосходительство, у меня к вам экстренное дело, и — он посмотрел на Рейнегса — мне бы хотелось побеседовать с вами с глазу на глаз.