— А по какой причине? — спросил Чоглоков.
— Отсюда до Моздока дорога безопасная, но ехать дальше рискованно. Правда, свита у вас большая, но, если вы случайно встретитесь с разбойниками, рыскающими по большим дорогам, возможно, что вместо Грузии попадёте на невольничий рынок Стамбула. Поэтому лучше подождать, когда подойдёт мой отряд, и двинуться с ним.
— Конечно, — согласился Чоглоков. — Вам виднее и местные условия вам, наверное, хорошо известны.
Тем временем на столе появились закуска и водка.
У Чоглокова заблестели глаза, когда он увидел маринованные грибы и водку. Он налил чарку водки и, не переводя духа, выпил. Не отстали от него и остальные.
Гости только что начали закусывать, как со двора донёсся звон бубенчиков. Вскоре послышалось фырканье коней и окрики кучера: «Тпру!.. Чёрт!..»
Через несколько минут переступил порог высокий офицер, звонко отрапортовавший:
— Честь имею представиться, капитан-поручик лейб-гвардии Преображенского полка Иван Львов.
— А-а-а, слава богу! — воскликнул вскочивший Чоглоков. — Вы носитесь, капитан, как вихрь. Вот и догнали меня.
Капитан Львов давно собирался в Грузию, но только пятого января покинул Петербург. Он был послан в Грузию с особым поручением коллегией иностранных дел. Его неоднократно вызывали к Никите Ивановичу Панину. В первый раз ему передали жалованные грамоты императрицы для вручения Ираклию и Соломону. Потом Панин задержал его на два дня и передал личные письма к грузинским царям. Его заставили прождать ещё несколько дней, и наконец он получил приказ явиться во дворец. Тут ему вручили, в присутствии графа Григория Орлова, ордена Андрея Первозванного для Ираклия и Соломона. Он должен был в торжественной обстановке передать эти высочайшие награды царям.
— Они, пожалуй, и не поймут, что нм жалуют, — смеясь, говорил Орлов вытянувшемуся перед ним в струнку Львову. — Для них это блестящие бляхи, и только. Посему передайте его превосходительству, графу Тотлебену, чтобы он устроил при передаче орденов внушительный парад. Пусть прикажет стрелять из пушек и не жалеет пороха.
Когда из казначейства принесли два увесистых кожаных мешка, набитых червонцами, Орлов сострил:
— Вот этому они знают цену. Но не будем неосмотрительно щедры… Вас предупреждал Никита Иванович?
— Так точно, ваше сиятельство, — ответил Львов.
— Очень хорошо. Передайте Тотлебену и Моуравову, что эти деньги они могут передать грузинским царям лишь в том случае, если их финансы окажутся совершенно исчерпанными.
Еле выбравшись пятого января, Львов только в средних числах марта с трудом достиг Кизляра.
До Астрахани он ехал на санях, а оттуда в экипаже, так как в степях снег уже стаял и началась весна. Львов снял тяжёлую шубу и, облачённый в нарядную гвардейскую форму, горделиво восседал в экипаже. Единственно, что его беспокоило, — это полное безденежье. Жалованье он проиграл в карты, когда заезжал в Москву, и теперь ему приходилось путешествовать на взятые взаймы деньги. Озлобленный тем, что мешки с золотом лежат у его ног, а сам он — без гроша, Львов стократ проклинал судьбу. Он любил жить на широкую ногу и не хотел, чтобы кто-либо заметил, в какой нужде находится офицер лейб-гвардии.
Он заехал на постоялый двор, чтобы напиться чаю, пока накормят лошадей. При виде же накрытого стола и сидящих за ним офицеров его охватило радостное настроение. Можно было подумать, что оно вызвано встречей с Чоглоковым.
— Граф, неужели это вы? — приветствовал он Чоглокова. — Не узнал вас, разбогатеете!
— Иди, иди, красавец! — сказал Чоглоков и, взяв Львова под руку, подвёл к столу. — Сперва выпей чарочку водки, чтобы взыграть духом, а потом рассказывай все новости. Ратиев, вот наш новый спутник, гвардии офицер Львов и, как гвардейцу подобает, ветреник и бессребреник!
Чоглоков посадил Львова рядом, налил ему чарку водки.
— Когда ты приехал в Кизляр? Да пей же, чего ждёшь?
— Ваше здоровье! — Львов поднял чарку и выпил.
— Молодец! Вот это я люблю, — сказал Чоглоков, потрепав Львова по плечу. — Теперь расскажи, что говорят обо мне в Петербурге? Ничего не слышал при дворе?
О Чоглокове Львов ничего особенного не слышал. Только Панин как-то сказал ему: «Чоглоков поехал добровольцем в Грузию, следите, чтобы он не выкинул там какую-нибудь глупость».
Он не знал, что ответить любезному хозяину.
— Скажите, — обратился Львов к Чоглокову, — почему вы задержались в дороге? Я полагал, что вы уже давно в Грузии.
— Болел, мой дорогой, и потому пришлось пробыть в Кизляре целый месяц. К тому же, я распродал свои имения и ждал получения денег.
— Имения? Почему?
— Эх, мой дорогой, большому кораблю — большое плаванье. Я взойду или на эшафот или на престол.
— Как?
Хотя Львов опьянел, но последняя фраза Чоглокова сразу его отрезвила. Он испуганно огляделся и взглянул на Ратиева, как бы спрашивая: «Чего он дурака валяет?»
— Чего ты удивляешься и осматриваешься? — с лёгким раздражением обратился к нему Чоглоков. — Ты, должно быть, и не знаешь, с кем говоришь?
Он налил себе водки, выпил и продолжал:
— Если не знал, так узнай теперь. Ты имеешь счастье беседовать с законным престолонаследником российским, который пока пребывает простым офицером.
Теперь удивился и Ратиев. А Львова настолько поразило это заявление, что он прямо в лицо бросил Чоглокову:
— Да вам, должно быть, вино ударило в голову!
— Ничуть, мой дорогой.
— Тогда это бред! — заключил Львов. — Я знаю единственного престолонаследника — Павла Петровича.