— Бесики! — позвал его кто-то шёпотом.
— Кто ты? — спросил он так же шёпотом.
— Я — Гогия Патрели. Не узнал? Ну, друг, теперь будь молодцом. Можешь подняться по верёвке?
— Попробую. Как ты сюда пробрался?
— Сейчас не время разговаривать. Нам нужно выбраться отсюда, пока сторожа не вернулись из церкви.
Бесики схватился за верёвку, но не смог подтянуть вверх своё тело. Гогия подхватил его, как ребёнка, и поставил себе на плечи. Бесики кое-как дотянулся до отверстия в стене под самой крышей, пролез в него и очутился на свободе. Он вздохнул всей грудью. Над головой его было небо, усеянное звёздами.
— Ложись, чего ты стоишь? Ты с ума сошёл! — зашептал Гогия, как только Бесики высунул голову из отверстия. — Ты хочешь, чтобы тебя подстрелили?
Гогия осторожно заглянул во двор крепости и знаком показал Бесики, чтобы тот спускался по верёвке, привязанной к зубцу башни, прямо над берегом Куры. Бесики протиснулся между двумя зубцами, взялся за верёвку и окинул взглядом город. Окна в домах были освещены, город сверкал огнями; издали доносились звуки сазандари. Среди тёмных улиц там и сям мелькали прохожие с факелами или с фонарями. У въезда на мост сидели вокруг костра караульщики.
Бесики вдруг осознал, на какой головокружительной высоте он находился. Ноги и руки у него слегка задрожали, но он пересилил себя, схватился за верёвку и, смело оттолкнувшись от стены, повис в воздухе. Он изодрал себе локти, ударился коленом об острый камень, а в руках ощутил такую жгучую боль, что едва не выпустил верёвку. Но продолжал быстро спускаться. Почувствовав под ногой выступ скалы, остановился, передохнул и заглянул вниз. Где-то глубоко под его ногами, во мраке, шумела Кура. Бесики снова стал спускаться.
Вдруг во дворе крепости раздались крики, один за другим грохнули два выстрела. В ту же секунду Гогия Патрели быстро скользнул вниз по верёвке и почти что сел на плечи Бесики.
— Быстрей! — шепнул он.
Бесики ослабил пальцы, сжимавшие верёвку, и полетел вниз со страшной скоростью. Точно раскалённое железо обожгло ему ладони, с которых верёвка содрала кожу. Он с размаху упал на тропинку перед пещерой Або Тбилисского и не успел ещё прийти в себя, как Гогия Патрели уже тряс его за плечи.
— Скорей вставай! Иначе мы погибли.
Снова затрещали ружья, засвистели и зацокали, ударяясь о скалу, пули.
Гогия поднял Бесики и, поставив его на ноги, пустился вниз, словно проваливаясь в глубокую тьму. Бесики, скользя и падая, последовал за ним. Он ударился грудью о выступ скалы и расцарапал себе в кровь лицо об острые камни. Наконец, не удержавшись, он просто покатился вниз и грузно шлёпнулся в мягкий, как тесто, мокрый песок. Бесики не в силах был пошевелиться; шум Куры, кипевшей водоворотами в теснине под мостом, оглушил его, и он не расслышал, как позвал его Гогия. Щека его очутилась в воде, которая быстро набралась в ямку, выдавленную в песке его головой.
— Что с тобой, Бесики? — изо всех сил тряс его Гогия. — Ты не можешь двигаться?
Подхватив Бесики на руки, словно ребёнка, Гогия с шумом вошёл в воду и посадил его в заранее приготовленную лодку. Лодка накренилась и наполовину наполнилась водой. Если бы Гогия сел в неё, не вычерпав воду, она неминуемо пошла бы ко дну. Думать было некогда, — по мосту бежали стрелки с ружьями. Гогия изо всех сил толкнул лодку к противоположному берегу и сам поплыл за нею. Течение быстро увлекло их, и они скрылись за скалой. Через минуту они очутились около устья речки Дабаханки. Гогия вытащил Бесики из лодки, взвалил его себе на спину и скрылся под сводами моста. Освободившаяся лодка отвалила от берега, и её понесло вниз по течению. С моста сейчас же послышался сухой треск выстрелов. Гогия оглянулся.
На башне стояли сторожа, которые факелами освещали путь человеку, осторожно спускавшемуся по оставленной беглецами верёвке. Гогия как-то по-особенному хмыкнул, что должно было выражать радость по поводу удачи и насмешку над преследующими. Через мгновение он, подхватив свою тяжёлую ношу, стал взбираться вверх по тропинке и скоро скрылся в узком тёмном переулке.
Когда Бесики пришёл в сознание, он увидел, что лежит в маленькой комнатке с низким потолком, которая была освещена только плошкой. Около него стояли двое мужчин. Один из них был Гогия Патрели, а другой — лекарь Иване Турманидзе.
— Ну, как ты себя чувствуешь, Бесики? — с отеческой заботой спросил Гогия. — Как тебе не стыдно? Или ты не мужчина?
— Где я?
— Не бойся, мы в безопасности! Болит у тебя что-нибудь? Вот я привёл к тебе Иване. Узнаёшь его?
— Иване?
— Да, нашего Иване Турманидзе.
— Ну-ка, разденем его, посмотрим, что с ним, — прервал их лекарь и тотчас же принялся расстёгивать застёжки на одежде Бесики.
— Не беспокойся, переломов нет! — успокоил он Бесики после того, как внимательно осмотрел его. — Правда, расшибся ты жестоко, и вся кожа у тебя на руках содрана. Но это пустяки! От моей мази за неделю заживут все раны.
Пока Турманидзе смазывал и перевязывал раны, Гогия рассказывал Бесики о том, что происходило в городе.
— Настоящее татарское нашествие. По городу бегают люди с факелами, ищут в каждом уголке. Говорят, что государь обещал сто золотых тому, кто поймает Бесики. Человек пятнадцать уже арестовано, но не могут же все они оказаться тобой! Совсем растерялись мандатуры! Поймали одного борчалинского татарина: ты, дескать, только прикидываешься татарином, а на самом деле ты и есть Бесики! До утра, наверное, многих заберут — даже священников. Мало ли как мог Бесики переодеться!