Бесики - Страница 12

Ага осторожно приоткрыл дверь, окованную серебром, и заглянул в зал. Царь сидел за столом и подписывал приказы.

— Входи, входи, Ибреим, поздравляю со счастливым приездом! — приветствовал Ираклий Ибреима.

— Пусть все ваши недуги перейдут к вашему покорному слуге Ибреиму Зубалашвили! — отвечал ага, поставил поднос на стол и, опустившись на одно колено, поцеловал колено Ираклия.

— Рассказывай, как ты путешествовал, мой Ибреим. Сколько утекло времени с тех пор, как я тебя видел! Вот уже скоро два года, как ты нас покинул.

— Кто не знал горя, тот не оценит радости. Многое я испытал за это время, пережил тысячу горестей, но, слава богу, мне всё-таки удалось снова лицезреть вас.

— Слышал я, что ты объездил много стран.

— Много, очень много, мой царь.

— Обо всём этом расскажешь в другой раз. А теперь и хочу спросить тебя об ахалцихском паше, потому и призвал сюда…

Ираклий указал Ибреиму на тахту.

— Садись. После того, как я отказался с ним породниться, — продолжал Ираклий, — Сафар-паша враждует со мной. Я получил вести, что султан настраивает его против меня и паша готовится к войне. А твой караван они пропустили, чтобы усыпить мои подозрения, а то плохи были бы твои дела, мой Ибреим. Ты видел самого Сафар-пашу?

— Как же, он принял меня с большим почётом и даже пригласил на пир.

— Обо мне шла речь?

— Он говорил: «В чём я так провинился перед Ираклием, что он точит меч против меня, тогда как я стремлюсь с ним породниться? Пусть он не надеется на русских… Всемогущий султан скоро покончит с их заносчивостью». И ещё добавил: «Султан повелевает мне собрать войско и сокрушить Ираклия, но если он выдаст за меня дочь, я буду его покорным слугой, со всем моим войском».

— Значит, у него уже собрано войско?

— Не могу утверждать… На пиру присутствовал и хунзахский Малачини, которого паша упрекал при мне за вражду с вами.

— И Малачини был там? — взволнованно сказал Ираклий, вставая с тахты. — Значит, они уже сговорились!

Встал и ага и с удивлением посмотрел на царя.

Ираклий стоял некоторое время погруженный в думы, затем, обернувшись к ага, уже спокойно сказал:

— Мои платежи я задержу ещё на некоторое время. Хотел рассчитаться с тобой теперь, но так как предвидится поход, то будут и траты. Что делать, мой Ибреим, хорошо вести дела без долгов, но ведь ты знаешь: «Цари, властелины вселенной, стоящие скалой против врага, принуждены бывают просить милостыню у своих подданных…» Сколько всего я должен тебе?

— С процентами семьдесят тысяч туманов. Могу ещё столько же вручить вам, если прикажете.

— Нет мой Ибреим. Весь этот долг я скоро верну, если не изменит мне судьба…

Ага улыбнулся, провёл рукой по бороде и хитро взглянул на Ираклия:

— Несдобровать судьбе, играющей с вашим мечом, царь, она порежет себе руки. Если бы я обладал всеми сокровищами мира, оставаясь под вашим покровительством, судьба была бы подвластной мне рабыней. Но… — ага замолк и, словно спрашивая себя, продолжал: — неужели с пашой нельзя было поладить мирным путём?

— Раз он в союзе с Малачини, нас, кроме меча, никто не примирит.

— А если бы вы отослали русских обратно, может быть…

Ираклий тяжело вздохнул. Сперва он, видимо, не хотел говорить Ибреиму, но потом, словно облегчая душу, поделился своими думами:

— Неужели мне приятно, мой Ибреим, просить у иноземных царей помощь и покровительство, но что делать, если нет иного выхода? Устал я от постоянных войн. Если бы я мог отдохнуть хотя бы неделю, счастливее меня не было бы человека! Правда, говорят, «если вздремнёт царь, страна не сможет спать спокойно», но ведь не помогает и моё бодрствование. Отца Малачини, Малачу, пять раз я побеждал, пока не поразил его насмерть. Доблестный был воин, жить мне не давал. И Малачини три раза я нанёс поражение, не раз пытался заключить с ним мир, но он поклялся отомстить мне за смерть отца. Я понимаю, Ибреим, почему ты хочешь примирить меня с ними… Твоя торговля идёт через их владенья. Но что поделаешь, тебе придётся изменить караванный путь. Торговля с Россией легче и безопаснее. А ведь тебе безразлично, на каком поле ты пожнёшь золото?

— Что ж, попробую рискнуть. Россия, говорят, страна богатая. Попытаюсь побывать и там, если сил моих хватит на такое далёкое путешествие…

— Хватит, мой Ибреим, хватит. Мы с тобой ровесники. Жизнь у нас ещё впереди, — смеясь, сказал ему Ираклий и похлопал по плечу. — Сегодня вы с супругой будете гостями у меня на пиру.

— Пусть бог не лишит меня ваших милостей…

Ираклий мельком взглянул на пергаментные свитки и, взяв с подноса книгу, спросил:

— Что это за книга?

— Ты не одобрил, царь, мои прежние подношения, но эту книгу ты оценишь. В прошлом году, когда я был во Франкфурте, тамошний герцог, вознеся тебе хвалу, преподнёс мне эту книгу. Он говорил, что на Bостоке нет царя могущественнее Ираклия и в этой книге описываются его подвиги. Книгу эту написал француз, а немцы перевели на свой язык.

— Этим подарком ты меня действительно обрадовал. Я знал, что эта книга вышла в свет, но увидеть её мне до сих пор не удавалось. Людовик послал мне её через капуцина, но тот потерял её в дороге. Эту книгу я дам Рейнегсу перевести на грузинский язык. Интересно, что выдумывают в Европе о грузинском царе… — пошутил Ираклий и стал перебирать послания чужеземных царей. — Не буду больше задерживать тебя, ага, я и так оторвал тебя от работы. На пиру продолжим нашу беседу.

— Ваш покорный слуга да будет прахом у ваших ног, — ответил с поклоном ага и вышел из зала.