Бесики - Страница 103

103

На ресницах Анны заблестели слёзы.

Тёмная южная ночь быстро спускалась на землю. Словно свечи, зажглись в небе звёзды.

— Говори, Бесики! — попросила Анна.

А тот тихим голосом шептал ей на ухо:

— «Господи, владыка всего живого, спасший Езекию от смерти, не осудивший блудницу, погрязшую во грехе, и оправдавший мытаря пред фарисеем, молю тебя, причисли меня к ним и помилуй».

— Помилуй! — повторила Анна.

Плечи её тряслись от сдерживаемых рыданий.

Бесики обвёл взглядом окрестность. Тёмный силуэт замка вырисовывался на скале. Казалось, угрюмый, суровый воин смотрит на них.

Бесики тихо сказал Анне:

— Пожалуй, нам лучше будет вернуться домой.

Анна ничего не ответила.

Бесики нагнулся к ней и осторожно коснулся её плеч.

— Анна!

Она по-прежнему молчала.

— Анна!

— Оставь меня! — вдруг вскочила она и почти побежала к замку, придерживая рукой длинное платье, путавшееся у неё в ногах. На Бесики она даже не взглянула.

Бесики поднял с земли свою каракулевую шапку и медленно направился к воротам замка. Толиа весело бегала вокруг него, ласкаясь и прыгая ему на грудь.

Во дворе его встретил Мгелика, который всё это время наблюдал с удобного места за окрестностями, оберегая влюблённых от случайных или намеренных соглядатаев.

— Сегодня же ночью сделаю бандули, — сказал Мгелика занятому своими мыслями Бесики. — Завтра обязательно пойдёт дождь, так что послезавтра самая пора выходить на охоту.

— А разве понадобятся бандули?

— Конечно, понадобятся! Придётся лазить на скалы — без бандули на них не удержишься. Придётся и кошки подвязать к ногам. Завтра прикажу кузнецам их выковать.

— Неужели придётся ходить по такой крутизне?

— А как же? Иной раз охотнику вот на какие кручи надо взбираться, — Мгелика показал рукой, вывернув ладонь. — Джейраны разгуливают по таким же отвесным скалам, как туры.

Мгелика помолчал с минуту. Бесики собрался уйти.

— Вы уже к себе?

— Да. А что такое? — обернулся Бесики.

— Ребята просили вас не побрезговать нашим хлебом-солью и пожаловать к нам на ужин. Начальник крепости тоже просил. Там у нас сварили форель, зарезали кур. Вино у нас такое, что хоть к царскому столу подавай. Придёте?

— Отчего же не прийти?

— Я так и знал, что вы не откажетесь. Я и ребятам сказал, что вы обязательно будете. Вот увидите, как они обрадуются!

Когда Бесики и Мгелика вошли в круглую башенную комнату, там был только старый воин Тато. Он сидел перед пылающим очагом на низенькой треногой скамейке и надевал на вертел распластанного цыплёнка.

Когда Бесики вошёл, Тато вскочил ему навстречу и указал на скамью, покрытую буркой, — для почётного гостя, а затем вернулся к своему занятию. Мгелика поднялся по проделанной внутри стены узкой каменной лестнице в верхний этаж, чтобы позвать начальника крепости и его подчинённых.

Комната была освещена лишь пылающим очагом. Неоштукатуренные стены были сложены из речного булыжника. Каждый ряд, или венец, был выложен из камней одного размера и одинаковой формы так, что вся стена напоминала пёстрый шерстяной носок.

Вскоре пришли и воины замковой стражи. Они поздоровались с Бесики и тут же деловито засуетились. Один принёс низенький стол, другой — треногие скамеечки и длинную скамью, третий — лоток со свежевыпеченными плоскими хлебами. Начальник крепости внёс большое сито с форелью. Тато достал объёмистый бурдюк, который он положил к себе на колени, как ребёнка. Стол, который поставили перед Бесики, застлали тонкими, как холст, хлебами-лавашами, на которых кучками разложили рыбу.

Тато перекрестился, прочёл молитву и обратился к Бесики:

— Дорогой гость, не скучай за нашим столом, кушай и пей в своё удовольствие!

Гости принялись за еду. Некоторое время за столом царила полная тишина. Лишь после того, как пирующие несколько подкрепились и осушили первые чаши, завязалась беседа. Пляшущее пламя очага бросало вокруг себя причудливые отблески; тени сидящих за столом метались по стенам: то укорачивались, то вытягивались до потолка и глядели сверху, иногда же они устраивали замысловатый молчаливый танец на стене, словно и они были участниками пира и на радостях завели весёлый хоровод.

Тато прислонил бурдюк к стене, выгреб из огня кучу раскалённых углей, поставил по сторонам от неё два камня и уложил на этих подставках, над жаром, вертела с курами. Чтобы свету не стало меньше, он подбросил хворосту в огонь, который продолжал ярко пылать в глубине очага, и вернулся к столу.

— Знаешь, почему мы любим видеть у себя в гостях таких уважаемых людей, как ты? — сказал Тато. — Потому что мы узнаем от них о делах государства. Ты — учёный человек, правая рука царя. Скажи нам, дорогой гость, что творится на свете? Мир ли сошёл с ума или близится день страшного суда?

— Почему ты так думаешь?

— А как же думать, иначе, дай бог тебе счастья? Чем дальше, тем дела наши хуже и хуже! Должен же быть какой-нибудь конец? Кизилбаш, урум, лезгин — все на нас напали разом, грабят, жгут, разоряют. Ну как устоять против всех? До того дошло, что грузинский крестьянин не смеет в поле выйти без ружья… Вот госпожа упрекнула нас за то, что мы её дворец запустили… А разве мы виноваты? Не только дворец, но вся Грузия разорена, что мы можем поделать? Разве у нас было время следить за княжеским дворцом? Каждую минуту откуда-нибудь зовут на помощь. Там Гига Патронашвили попал в руки к лезгинам, здесь разбойники увели Гола Кисташвили, угнали крестьянский скот, разграбили деревню… Изо дня в день рыскаем по горам да по долам то на лошадях, а то и пешком… Всё время гоняемся за грабителями… Нас всего восемь человек, а часто приходится иметь дело с целой сотней!.. Ах, какого парня убили у нас прошлой зимой!.. Упокой, господи, его душу! Такой был богатырь, что любо посмотреть!

103