Бесики - Страница 10

К оглавлению

— Конечно, клянусь солнцем Ираклия! — ответил Давид, понимая, что этот вопрос задан ему неспроста.

— Быть может, ты даже обиделся?

— Кто не огорчится, почувствовав гнев царя? Да спасёт меня бог от его гнева!

— Да ведь ты нарядился в русский генеральский мундир и в таком виде пожаловал на аудиенцию… Признаться, красивая форма.

— Неужели из-за этого мундира?

— Сейчас я тебе всё объясню. Что русская императрица воюет с турками, знаешь?

— Знаю.

— О том, что в Тбилиси находятся два турецких разведчика — Фехти-бек и Тахсим-бек, слышал? Они хотят выведать, не в союзе ли мы с русской императрицей. Видимо, у них есть верительные грамоты, иначе гофмаршал не пропустил бы их во дворец. А ты, как нарочно, нарядился в русскую форму, и отец был вынужден притвориться к тебе равнодушным.

— Так вот в чём дело! — удивился Давид. — Пойду сейчас же переоденусь.

— Не уходи! Теперь уже всё равно поздно. Посидим здесь, на балконе, а Бесики нам что-нибудь споёт. Давно я не слышал его пения.

Бесики тронул струны, мягко зазвучавшие под его пальцами.

Под низкими сводами придворной бани стоял густой пар. Синевато-прозрачная горячая серная вода струилась из широкого блестящего крана в бассейн. Тёрщик Гасан опрокинул наполненный водой ушат на простёртую на мраморной плите фигуру. Пена стаяла, и царь постепенно принял свой облик.

— Бог тебе в помошь! — поблагодарил он Гасана, выжал бороду, протёр глаза и встал.

Гасан опрокинул на него ещё несколько ушатов воды. Ираклий провёл рукой по телу — стальные мускулы задвигались под гладкой кожей. Вошёл в бассейн и подставил волосатую грудь под горячую приятную струю.

— Вот это подлинное блаженство! — говорил Ираклий, отдуваясь и словно стараясь остудить горячую воду. — Яхши су, Гасан!

— Чох яхши, чох!

— А что дальше, Гасан? — спросил Ираклий и разлёгся в бассейне. Они говорили по-татарски. — Что сказали?

— Издалека завели разговор, великий царь. Сперва спросили, кто я — шиит или суннит. Я им ответил уклончиво: что, мол, я, как правоверный, верую в коран. «Это неважно, — сказали они, — ты всё-таки наш и скажи нам чистосердечно, не затевает ли царь Ираклий союз с русскими?» Я ответил: «Разве я понимаю что-нибудь в государственных делах? Ведь я только жалкий тёрщик», — «А те русские, которые находятся здесь, виделись ли с твоим господином? Ты, должно быть, знаешь того русского, который часто ходит во дворец, — кто он такой?» Они спрашивали про Давида Орбелиани. Я отвечал, что он не русский.

— Про всё это они расспрашивали тебя в бане? — спросил Ираклий сонным голосом.

— Да, ваша мило! — сть. Насчёт Давида они не поверили до тех пор, пока я не поклялся несколько раз. Когда они выкупались и стали одеваться, один из них достал полный кошелёк золота и сказал мне: «Если ты узнаешь и скажешь, на чьей стороне царь Ираклий, этот кошелёк будет твоим».

— А что же ты ответил? — Ираклий переменил место в бассейне и лёг на спину.

— Гм! — улыбнулся Гасан. — Я ответил, что для того, чтобы узнать об этом, мне самому придётся истратить втрое больше того, что они мне предлагают.

— Ха-ха-ха! — засмеялся Ираклий и сразу оживился: — Ну что, дали?

— Они долго совещались насчёт моей благонадёжности. Тахсим-бек был за то, чтобы мне довериться, Фехти-бек был против. Потом повели меня к муштеиду и заставили поклясться на коране. Наконец решились и положили мне тридцать туманов в карман.

— Значит, ты разбогател, Гасан? — с еле заметной улыбкой сказал Ираклий и вновь начал дремать.

— Вы должны научить меня, что сказать этим пройдохам, чтобы они поверили, а то по договору придётся вернуть им деньги. Без вас не сумею им ответить. Вот вчера я даже не решился купить что-либо на эти деньги. Уйму товаров привёз ага Ибреим.

Ираклий вскочил так быстро, что испуганный Гасан выронил из рук кису.

— Приехал ага Ибреим? Когда он приехал?

— Как раз вчера.

— Скорее простыню и полотенце, — заторопился Ираклий. — Позови ко мне дворецкого!

Шлёпая босыми ногами, он вышел из бассейна, провёл рукой по волосам и бороде и стал вытирать простынёй мокрое тело. Пареши принесли ему одежду. Дворецкий осторожно заглянул в двери бани. Ираклий дал знак рукой, чтобы тот вошёл.

— Приведи сейчас же ко мне ага Ибреима. Удивляюсь, почему он не встретил меня. Хотя, — улыбнулся Ираклий, — наверное, не смог оторваться от своей красавицы жены.

Дворецкий хотел удалиться, но Ираклий остановил его.

— Подожди, он, наверно, крепко спит. Не проснулся даже после девяти пушечных выстрелов, значит сильно устал. Конечно, устал — такая длинная дорога, а дома красавица жена. Но что бы то ни стало разбуди, даже в том случае, если придётся тебе спящего взвалить на плечи и тащить сюда. Без него не являйся. Успей всё это сделать, пока я буду одеваться.

Дворецкий ушёл. Ираклий быстро оделся и, расчёсывая волосы, прошёл в сводчатый коридор бани. Пареши и тёрщик Гасан почтительно его провожали. У входа в дарбази Ираклий отпустил пареши и обратился к Гасану:

— Ты им передай так: наш царь послал Али-Гусейну письмо, но что там написано, скажи, не знаю. Когда ты упомянешь об Али-Гусейне, они тебе поверят и успокоятся.

Гасан низко поклонился царю и исчез. Ираклий поднялся по лестнице и взглянул на плошадь. Занималась заря. Разноцветные оконные стёкла горели сотнями огней. Площадь была пуста, лишь несколько асасов усердно её подметали.

Прежде чем пройти в зал для приёмов, Ираклий зашёл в спальню к супруге. Дареджан при свечке читала какое-то письмо. Ираклий взглянул на постель — она была нетронута.